— Я думаю, если Астрид Клевен действительно училась у этого учителя, это доказывало бы, что именно она нарисовала рисунок, который вы нашли в гараже. И если учитель все еще жив, он мог бы рассказать нам, почему она его нарисовала. Суть же маски в том, чтобы проработать психологическую травму, так?

Фалк резко задвинул папку на место на полке.

— Травмы бывают разными. Сам синдром уже может быть травмой.

— Она слепая или слабовидящая?

— Она носит на лице очки размером с бутылочные донышки, так что, видимо, немного видит.

— То есть слабовидящая. Нападения на людей с ограниченными возможностями случаются чаще, чем мы думаем. Астрид Клевен не только слабовидящая, у нее еще и задержка в развитии. И если она ходила в школу Хюсебю в конце шестидесятых, значит, травма, с которой она пыталась разобраться с помощью рисования, была нанесена до этого времени.

Фалк потер виски. Заметив, что коллега погрустнел, а глаза его остекленели, Рино решил сменить тему разговора.

— Хватит об этом, вы помните учительницу, о которой говорил Тофтен, пролистывая старые документы? Сёльви Унстад?

— Я помню, он упоминал ее.

— Я подумал, что надо бы ее разыскать.

— А она-то тут при чем?

— Надеюсь, ни при чем, но так как она была в то время молодой учительницей, возможно, она единственная из учителей школы в Винстаде, кто все еще жив. И я надеюсь, она сможет рассказать нам что-нибудь о братьях Стрём.

Казалось, Фалк снова углубился в свои мысли.

— Она переехала в Трумсё, — резко сказал он.

— В Трумсё?

— Как-то раз я ее встретил. Лет двадцать пять назад, не меньше. Она сама меня узнала.

— Ничего себе. Вы же были еще ребенком, когда она уехала.

— Да.

— Где вы ее встретили?

— В Сволвере. Она ждала паром.