Шестерня сглотнул. Балка славился нелюдимостью и особой страстью ко всяческим жутким местам и темным авантюрам, и уж если он решился помочь Баламуту, дело может оказаться посложнее, чем просто прогуляться по схрону. Однако в памяти возникли нежные переливы искреца, и он лишь пренебрежительно бросил:

- Готовь камень. Да смотри, шибко не лапай. Чай не свое.

Шестерня взялся за рукоять, потянул. Ни замка, ни запора, и створки нехотя поползли в сторону. Гулко ударив в стены, створки замерли, вызвав в глубинах прохода тяжелое эхо, пахнуло затхлым. Черный зев схрона уставился на пришельца пустой глазницей входа, тяжело и недобро. Шестерня вздрогнул, невольно отступил, но за спиной хихикнуло, и, сцепив зубы, он шагнул вперед, в сердцах рванув за собой тяжелые створки. На этот раз грохнуло так, что неприятно заныли зубы, а со свода на голову рухнула горсть пыли, набилась в нос, запорошила глаза.

Вытерев выступившие слезы, Шестерня повел глазами вокруг. Ничего. Нахмурившись, всмотрелся пристальнее. Кромешная тьма, лишь слабое, пробивающееся через щели врат, сияние, угасающее тут же, у ног. Баламут не предупредил, что в схроне темно. Наверняка знал, не мог не знать. Выйти бы, объяснить, пока не ушел, что не хорошо обманывать друзей. Хотя... нет. Вон, вдалеке, в кромешной тьме протаяло светлое пятно.

Устроители схрона позаботились об освещении. Возле двери из стены вырастает металлическая чаша в виде ладони, то же и с другой стороны. Нужно лишь изредка досыпать блистающую пыль, что от времени испаряется, тускнеет. Нужно, да было б кому. Деревня невелика, а пещерники живут долго. Не удивительно, что от смерти до смерти пыль успевает истаять, а схрон погружается во тьму. Хорошо еще что-то осталось, так бы пришлось на ощупь.

Представив, как он идет, шаря перед собой руками, натыкается на космы плесени, пыльные стены, засохшие кости... Шестерня передернул плечами, подобравшись, двинулся вперед. Еще недавно, за разговором в корчме, казавшаяся простой, прогулка по схрону выглядела все менее привлекательной, но перед внутренним взором раз за разом вспыхивали золотистое мерцание обещанного искреца, бодря и придавая смелости.

По обе стороны, выбитые в камне, проплывают провалы могил, с останками живших когда-то. Здесь, у входа, могилы самые древние. Плоть, кости, и даже украшения и доспехи, собранные усопшим в дальнюю дорогу, давно сгнили, распались от времени. Если сунуть руку в провал, пальцы нащупают лишь горстку пыли. Единственное, что осталось - выбитые на стене руны, что можно ощутить, прикоснувшись к шершавому камню стен. Ощутить, но не прочесть. Бороздки заросли пылью, края скололись, от случайных прикосновений посетивших схрон за прошедшие века родственников умерших. Так что даже самый острый взгляд не разберет, что за имена начертаны на стенах.

Шестерня поморщился, тряхнул головой, возвращая мысли в прежнее русло. Схрон не место для размышлений. Мечтать хорошо в таверне за чаркой хмеля. Здесь же, среди мертвецов, нужно держать ухо востро. Это лишь на первый взгляд костяки не представляют опасности, лежат себе недвижимо, словно камни, когда вокруг свет, а рядом сгрудились печальные родственники очередного усопшего. Но стоит живым уйти, а коридоры заполняются тьмой, тут-то и начинается самая жуть. Сам-то он не видал, но сказывают, что, мучимые завистью к живым, мертвяки выползают из могил, бродят по схрону, скрежеща ногтями, и тараща белесые буркала. В бессмысленности замогильного существования, и потворствуя былым привычкам, ищут пропитание. Оттого и пусты древние могилы, что смердящие потомки пожирают кости пращеров, оттого и стерты письмена, что костяки шарят вокруг, царапая неподатливый камень пожелтевшими иссохшими пальцами.

Остатки хмеля улетучились. Втянув голову в плечи, Шестерня шел все медленнее, стараясь двигаться как можно тише. В схроне пронзительно тихо, отчего малейший шорох кажется жутким грохотом. Вон, что-то стукнуло в стороне, сухо заскрипело. Осыпалась ли горстка пыли, или то скрип под ногами беспокойного костяка, что, утомившись лежать, решил прогуляться? Вдалеке чавкнуло. Упал ли со стены, не удержавшись на скользкой поверхности, слизень, или то звук из утробы шатуна - пожирателя мертвечины?

Шестерня ощутил дурноту, волосы зашевелились, а по спине разбежались каменные блохи размером с кулак. Говаривают, что, порой, в схронах заводится нечто, бродит по темным коридорам в ожидании случайного путника, скрипит, скрежещет. А когда отыскивает, впивается многочисленными когтями и зубами, разрывает на куски, давясь и чавкая, жадно сглатывает трепещущую добычу. Конечно, в схронах с путниками не густо, по этому, мучимая голодом, тварь выбирается наружу, заходит в деревни, забирается в дома, выкрадывает людей прямо из постелей, утаскивая в глубины схронов и умерщвляя медленно и мучительно.

Руки дрожат все сильнее, колени подгибаются, а зубы выбивают дрожь. Лишь блеск искреца, ставший далеким, но по-прежнему теплый и радостный, удерживает, чтобы не развернуться, броситься назад, размахивая руками и дико вопя в безумной надежде отпугнуть крадущихся по пятам чудовищных порождений смерти.

Светлое пятно приближается. Еще немного, десяток - другой шагов. Но, секира Прародителя, как медленно! А за спиной уже скрежещут когти, с лязганьем смыкаются челюсти, кто-то жарко дышит в ухо, и с грохотом, сотрясая пещеру до основания, бьется чье-то чудовищное сердце. Шаг, еще один. Под ногой сухо треснула кость, разбросав под сводами зловещее эхо. Вспикнув, Шестерня метнулся вперед, вступив в круг света, с разгону влип в стену, зажмурившись, раскинул руки, обливаясь потом и часто - часто дыша.

Постояв, он приоткрыл один глаз, осторожно осмотрелся, затем распахнул оба. Никого. Струящийся от подставки свет оттеснил сумрак. В сиянии сверкающей пыли высветился бугристый камень стен, испятнавшие свод седые кустики плесени, несколько ближайших могил, что оказались совсем не страшными - всего лишь углубления в скале с кучками пыли и мелкими камушками.

Губы невольно поползли в стороны. Выдохнув, Шестерня тихонько хмыкнул, раз, затем еще раз, разохотившись, хохотнул в голос. Как, оказывается, просто решается дело. Всего-то и нужно - щепоть блистающей пыли, да добрый хохоток, чтобы все ужасы схрона разом схлынули, обратившись бесплотными порождениями страха.

Приосанившись, Шестерня взъерошил бороду, заинтересованно осмотрелся. Единственный источник света установлен точно на повороте. Расположи фонарь древние строители чуть в сторону, за углом, кто знает, чем бы закончился безумный рывок во тьму: рассеченным лбом, или чем похуже. И ведь если подумать, со светом, или без - ничего не изменилось, тот же коридор, те же стены, ни живых, ни мертвых. Попробуй кто оспорить это там, за вратами, он бы лишь рассмеялся в лицо. Однако, как только что убедился, разница есть, есть.

Исполненный уверенности, Шестерня двинулся дальше, однако вскоре замедлил шаг, а затем и вовсе остановился, потоптавшись, вернулся назад. Зачем идти впотьмах, если можно со светом? Да и баклажку с хмелем будет проще отыскать. Понятно, что никаких мертвяков нет и быть не может, но... со светом как-то сподручнее. Пальцы ухватились за металлическую пластину потянули, но подсветник даже не шелохнулся. Хмыкнув, Шестерня облапил подставку обеими руками, рванул раз, другой. Тот же результат.

Он отступил, в задумчивости почесал затылок. Мгновение размышлений, и Шестерня хлопнул себя по лбу, широко улыбнулся. Рука протянулась к подсветнику, миг, и пальцы сложились ковшиком, зачерпнули. Ухмыльнувшись, Шестерня двинулся вдоль коридора, улыбаясь в усы и поглядывая на ладонь, где горсткой волшебных искр сверкает блистающая пыль.

Вскоре путь раздвоился. Пожав плечами, Шестерня свернул, решив сперва проверить проход направо. Плечи не оттягивает мешок с инструментами, в руке сияет пыль, почему бы ни побродить по коридорам в предвкушении заслуженного выигрыша. Коридор раздвоился вновь, затем еще раз. Когда на пути попался пятый по счету сверток, Шестерня остановился. Брови сошлись на переносице, а блуждающая по губам улыбка исчезла. Схрон оказался не так прост и короток, как предполагалось изначально.

От мысли, что пришлось бы бродить по переплетению коридоров во тьме, плечи зябко передернулись. Тут и со светом блудить - не переблудить, не то что... Шестерня двинулся дальше, удивляясь, насколько обширным оказался схрон. Расположенное в толще скалы поселение пещерников никогда не было большим: несколько десятков мужчин, столько же женщин, дети, старики... Всего под сотню. Глядя на многочисленные, в три ряда, углубления могил, Шестерня недоумевал, откуда могло набраться столько народу. Разве из соседних деревень? Так в каждом поселении свой схрон. Если же только из своих, то сколько времени существует деревня? Какую пропасть лет здесь гнездятся пещерники, что схрон битком набит предками, где коридоры сменяют друг друга, а от провалов могил мутится в глазах.

Время от времени взгляд выхватывал в провалах могил остатки утвари, одежды, и даже остатки костей. Шестерня подносил руку ближе, с любопытством вглядывался, но лишь разочарованно качал головой: утварь растрескалась, одежда истлела, а кости крошились, стоило лишь прикоснуться. Однако, чем дальше, тем останков попадалось больше. И вскоре он не успевал вертеть головой, осматривая уцелевшие вещи: горшочки и блюда в оглавьях, источенное ржой оружие в руках, и потемневшие, бурые от времени пластины доспехов на плечах у мужчин, и украшения на шее женщин.