Полицейская щелчком сбрасывает крышку и разливает напиток по бокалам. Стараюсь слишком внимательно не проверять их чистоту. К чему расстраиваться?

— Это да, — кивает она. — Зато ты всегда ведёшь себя так, будто имеешь в запасе девять жизней и непробиваемую кожу. Другие в ужасе прячутся, а он лезет с головой в самое пекло. Это придурь или титановые яйца?

На миг замираю и отвечаю с кривой усмешкой:

— Всего понемногу. Но вообще мой папаша всегда говорил: “Если уж ты брешешь, делай это так убедительно, чтобы поверил и сам”.

Она улыбается.

— Веди себя так, словно ты неуязвим, и забудешь о страхе, да?

— Видишь, ты начинаешь схватывать, — я салютую ей бокалом.

— Звучит не очень волшебно.

— А я всего лишь человек и снимаю брюки по одной штанине за раз, как и все остальные.

— Обычно их надевают — брюки, — чертята бегают в её глазах.

— Зависит от компании.

Воздух в комнате становится горячим и вязким, как кисель.

— За браваду? — предлагает она и опрокидывает в себя виски.

— За браваду! — я с удовольствием следую её примеру.

Бокал Накомис вместе с бутылкой опускаются на ближайший комод. Она чуть наклоняет голову набок и спрашивает хрипловатым голосом:

— Что мне нужно сделать, чтобы ты заткнулся и поцеловал меня?

— Вежливо попросить? — я улыбаюсь и стремительным подшагом сокращаю расстояние между нами.

Миг, и мои руки утопают в непослушных волосах индианки. Чувствую кожей разгорячённое дыхание, вкус её губ, покрытых мельчайшими каплями виски, её ладонь, торопливо ныряющую мне за пояс.

Пуговицы униформы охотно поддаются, словно хотят быть расстёгнутыми. Моя ладонь сжимает грудь Накомис, а вторая стискивает её горло, извлекая из прелестного рта возбуждённый стон. Карие глаза заволакивает поволокой и ресницы трепещут. Веду рукой от груди вниз по её упругому животу. Секундное сопротивление джинсов и… Мои пальцы обволакивает жар, Нако выгибается, но я обхватываю её запястья свободной рукой и прижимаю к стене у неё над головой.

— В следующий раз не забудь наручники, — шепчу ей на ухо.