– Все так. И ты, наверное, хотел бы знать, с чего это.

– Давай послушаю.

Уолш оторвался от моей машины, достал сигареты и закурил.

– Ты, конечно, тот еще хрен, и считаешь себя умней других вопреки многочисленным свидетельствам обратного. Но ты сражаешься за справедливое дело. Поговорим завтра. Может, за ночь у меня появятся блестящие идеи, может, у криминалистов возникнут вопросы – ты ведь мог наследить на месте преступления, – но потом тебя уже никто задерживать не станет. Взамен я жду, что в ближайшее время ты позвонишь и облегчишь душу, рассказав все, что уже знаешь или узнаешь. После этого у меня будет ответ на вопрос, что именно здесь произошло, и я, может быть, даже получу повышение за успешное расследование. Как тебе такой вариант?

– Вполне разумно.

– Хотелось бы так думать. А теперь залезай в свой пижонский «Лексус» и катись отсюда. Кое-кому еще надо поработать за сверхурочные. Кстати, никогда бы не подумал, что ты пересядешь на «Лексус». Насколько помнится, в последнее время у тебя был «Мустанг», как у Стива Макуина.

– «Мустанг» в мастерской, – соврал я. – Этот на замену.

– На замену? «Лексус» с нью-йоркскими номерами? Ты лучше не давай мне повода проверить эти номера. Не найдешь комнату в Рейнджли, поспишь в машине. Места хватит. Езжай, да поосторожнее.

Я поехал в Рейнджли и нашел номер в «Рейнджли инн». Главный корпус, вестибюль которого украшали головы оленей и чучело медведя, еще не открылся, и мне дали комнату в домике на второй линии. Поблизости стояли две машины, в одной из которых на пассажирском сиденье лежала карта местности, а на приборной доске красовалась наклейка с рекламой телестанции Бангора и самодельным знаком с надписью «Не снимать с места!». Я принял душ и сменил рубашку на футболку, которую купил на автозаправке. Запах из мотеля Проктора сохранился, но уже не реальный, а только воображаемый. Больше беспокоило ощущение тревоги и дискомфорта, возникшее у меня в комнате, соседней с той, где застрелился Проктор. Чувство было такое, словно я вошел туда в конце какого-то спора и услышал эхо последних слов, напитанных злобой и ядом. Не их ли слышал перед смертью Гарольд Проктор?

Перекусить я отправился в паб «Сeржант». Выбирать не приходилось, поскольку из всех заведений открыто было только это. Из пяти телевизоров по четырем шли разные спортивные программы, а по пятому, самому дальнему – местные новости. Звук на спортивных каналах приглушили, и несколько мужчин молча смотрели новости. Главной темой была смерть Проктора, как в силу особенностей сопутствовавших ей обстоятельств, так и благодаря тому, что день выдался небогатым на события. Обычно самоубийства не удостаиваются такого внимания, и, кроме того, местное телевидение старается оберегать чувства родных и близких покойника, но некоторые детали смерти Проктора явно выходили за привычные рамки: человек забаррикадировался в пустом номере заброшенного отеля и, судя по всему, покончил с собой. В репортаже ничего не говорилось о том, что перед самоубийством он стрелял по кому-то, кто находился вне комнаты.

Усаживаясь за стол в стороне от бара, я услышал негромкие реплики, и пара человек повернулись в мою сторону. Одним из них был Станден, таксидермист. Я попросил у официантки бургер и бокал вина. Вино прибыло быстро, и за ним почти сразу же подтянулся Станден. Я тихонько чертыхнулся, потому что совершенно забыл о данном ему обещании. Его внимание к Проктору и информация, которой он поделился со мной, заслуживали того, чтобы я зашел к нему лично и рассказал, что там произошло.

Теперь все присутствующие в баре смотрели на меня. Станден виновато улыбнулся и быстро посмотрел на них через плечо, как бы говоря: ну вы же знаете, каково оно в таких вот городишках. Сидевшие за стойкой, надо отдать им должное, пытались уравновесить любопытство смущением, но первое явно перевешивало.

– Извините за беспокойство, мистер Паркер, но мы так поняли, что это вы нашли Гарольда.

Я кивком указал ему на стул напротив. Он сел.

– Не извиняйтесь, мистер Станден. Мне бы следовало отплатить вам любезностью и навестить вас, но день выдался долгий, и я забыл об этом. Прошу прощения.

Глаза у него были красные. Станден прилично выпил, но мне показалось, что он еще и плакал.

– Понимаю. Для нас всех это стало шоком. Я даже не смог открыть бар. Поэтому и пришел сюда. Думал, кто-нибудь что-то знает, а тут вы…

– Многого сказать не могу, – предупредил я, и он сразу уловил подтекст.

– Вы только расскажите, что можете, и достаточно. То, что о нем здесь говорят, правда?

– А что здесь о нем говорят? И кто?