«Вы помните кого-то из этих людей? — спросил Свят во время очередного сеанса связи в чате, — Какие-то характерные черты? Я, например, одного из них хорошо помню. Про себя называю его Человек-месяц».

Странно, но Настя сразу поняла, о ком говорит Свят.

«Человек-месяц? — переспросила она. — Верно. Один из них был точно такой».

Один из убийц. Она очень хорошо помнила его профиль: острый подбородок, лоб, нависающий над маленьким носом. Она видела его ясно, словно чеканку на монете.

«А еще я помню рыжего дядю Бобу».

«Я тоже знаю дядю Бобу! — ответил Свят. — Но я просто встречал его на улице, да и домой к нам он заходил. Не думал, что он причастен ко всему этому».

Дальнейшая их переписка проходила уже не на страницах сайта, не для всеобщего обозрения. Свят поведал незнакомке то, чего не говорил никому на свете — открыл свое настоящее имя. Впрочем, она по-прежнему называла его Святом, сказав, что так ей больше нравится. А он называл ее Настей. Слово за слово, они договорились о встрече. Настя теперь жила в Киеве, и Свят решил поехать туда. Главной целью был все же Первомайский — так назывался шахтерский поселок, где все произошло. Наконец-то он вырвет у времени тайну всей своей жизни. Иначе не успокоится, иначе вся его жизнь просто-напросто растрачена зря.

Настя была на год младше Свята, но выглядела гораздо моложе. Никогда не была замужем, не имела детей, поэтому и сохранилась. Иногда он думал о ней с замиранием сердца: ему казалось, что между ними вполне могла бы возникнуть любовь. На склоне лет. Последняя любовь.

Она продолжала свою историю. Тогда ее взяли к себе жить днепропетровские родственники матери. В этом городе у нее появились новые друзья и подруги, пережитый ужас медленно забывался. Однажды она обнаружила, что за ней следят.

Это открылось случайно: какой-то человек с газетой сидел в сквере напротив школы, она заметила его один раз, другой… Где-то она его уже видела, откуда-то она его знала, но память сыграла с нею недобрую шутку: лица и события, которые были в ее жизни до того страшного дня, теперь казались едва различимыми, будто сквозь мутную воду. Вот почему Настя и беспокоилась. Рассуждала она так: если этот человек ей отчего-то знаком, то значит — он из прошлой жизни, из шахтерского поселка, больше неоткуда…

Едва подумав об этом, девочка узнала его. Это был на весь поселок известный весельчак, который никогда не упускал возможности остановить кого-нибудь на улице и потрепаться. Все звали его дядя Боба.

Как дядя Боба оказался в Днепропетровске? Почему дядя Боба облюбовал себе именно эту лавочку, именно в то самое время, когда у Насти заканчивались уроки? А может быть, это и не дядя Боба вовсе, а просто похожий на него человек — ведь шахтерского дядю Бобу она знала не очень хорошо, видела не часто и не близко, узнавала издали лишь по шарообразной рыжей шевелюре.

На другой день Настя с опаской выглянула в окно школы, прежде, чем выйти на улицу. Дядя Боба сидел на лавочке, как и вчера. Вдруг мимо него прошел высокого роста мужчина и бросил что-то ему на колени, не останавливаясь, как это делают шпионы в кино. Дядя Боба поспешно спрятал предмет за пазуху. Это был серебристый пистолет.

Она хорошо помнила: оружие в руках убийц на берегу было точно такое же — маленькие серебристые пистолеты.

Настя вышла из школы через столовую, не вышла даже, а опрометью выскочила, прибежала домой и все рассказала Григорию Петровичу — человеку, в семье которого жила.

Он доводился ей троюродным братом, хотя по возрасту годился в отцы. До революции русские семьи были многодетными, чуть ли не каждую мать по стандартам советских времен можно считать «героиней», и разница между старшими и младшими достигала порой многих лет. Так и вышло, что младший брат деда Анастасии зачал ребенка уже в преклонном возрасте, этим поздним ребенком и был Григорий Петрович.

К счастью, в местной милиции служил его знакомый, и он, в отличие от своих коллег в шахтерском поселке, внимательно выслушал девочку. Как рассказал потом Григорий Петрович, к школе выехала машина с оперативниками, и подозрительный субъект был задержан.

Что произошло с ним дальше, Настя не знала, потому что на любые расспросы Григорий Петрович отвечал хмурым молчанием. Просто не хотел говорить.

— За тобой больше не следят? — наконец, спросил он на очередной вопрос девочки.

— Нет, не видела, — сказала Настя, — хотя всегда смотрю, оглядываюсь…