– Чума! – воскликнул Дима и налил себе ещё.
Сочтя такую реакцию одобрительной, доктор Орэрэ приступил к той части истории, которая касалась его собственного вклада в практическое применение открытия профессора Линдсея. Он рассказал, как десять лет назад, после аспирантуры, его пригласили работать в институт неврологии, в лабораторию, где искали способ восстановления нервных клеток, которые повреждаются или гибнут при таких заболеваниях, как болезнь Паркинсона или болезнь Альцгеймера. К тому времени как Орэрэ подключился к этой работе, его коллеги уже знали о нейрогенезе достаточно, чтобы научиться выращивать новые нейроны из стволовых клеток. Они даже улучшили этот процесс с помощью генной инженерии и нанотехнологий – по некоторым параметрам новые нейроны получались даже надёжнее обычных. Однако оставалась большая проблема с интеграцией новообразованных нейронов в нужные зоны мозга: именно это тормозило естественный нейрогенез у пожилых людей. Пробовали увеличивать количество T-лимфоцитов и многие другие методы – но всё тщетно; новые нервные клетки либо гибли, не приживаясь, либо начинали размножаться бесконтрольно, как рак.
Вот тогда доктор Орэрэ и вспомнил открытие своего учителя. Тот самый микрослизень, который умеет аккуратно подменять нейроны, стал в итоге самым успешным «транспортом». Хотя и этот микроорганизм пришлось серьёзно модифицировать, чтобы он делал именно то, что нужно: вживлял новые нейроны на место старых с максимальным восстановлением синаптических связей. На это ушло ещё семь лет экспериментов. Но сейчас вся цепочка отработана до конца. Уже трём десяткам человек удалось помочь.
Как только доктор Орэрэ дошёл до упоминания своих пациентов, молодой адвокат вытащил из кейса папку и положил на столик перед своим главным клиентом:
– Истории выздоровления. У некоторых восстановлено более 70 процентов повреждённых нервных клеток коры головного мозга.
Дима открыл папку, полистал.
– То есть надо просто выпить рюмочку слизняков и…
– Не всё так просто, – возразил Орэрэ. – Креветка тоже участвует в процедуре. Как мы ни бились, нам не удалось вырастить наш транспортный микроорганизм в пробирке. Его личинки вызревают только в креветке и переходят в следующую стадию только после того, как креветка перенесёт их новому хозяину. Словно она их «включает».
– Ну, это мне по барабану: улитка там или креветка… А сколько времени заняла бы такая процедура, если бы чокнутый старикан вроде меня решил подсадить себе новые крепкие нейрончики, чтобы весь мозг обновить?
– Это пока только эксперименты…
– Да бросьте, док. Смелого пуля боится. Как вы думаете, сколько мне лет?
– Наверное, около семидесяти. Хотя, если вы ведёте здоровый образ жизни…
– Восемьдесят семь. И неврологи уже намекают, что мои часики затикали быстрее. Все остальные органы можно восстановить или поменять, я прошёл уже кучу таких операций. Но с деградацией мозга так и не разобрались. А пора уже… Как долго идёт это ваше приращивание?
– Весь мозг? Примерно два года.
В гостиной повисла напряжённая тишина. Молодой адвокат выразительно посмотрел на доктора Орэрэ и сделал некий знак глазами, но доктор не понял, что это значит. А потом на него поднял свои собачьи глаза хозяин замка. Кажется, он моментально протрезвел:
– Вы же не с потолка эту цифру взяли, доктор? Я люблю точность в цифрах. Не шутите со мной.
– Это не шутка! – дрожащей рукой Орэрэ взял стакан и глотнул воды. – Я сейчас объясню. Помните, про «Феррари» я сказал, метафора грубая? И вот почему. У дрона-ремонтника есть схема гоночной машины, статично записанная в конкретных ячейках памяти. Если хотя бы пара из этих ячеек повредится, полную схему уже не извлечь, может произойти авария. Однако нейронная память работает иначе. Гибче. Это можно представить как… Знаете, у нас есть такой народный танец – хака. Раньше воины-маори исполняли его перед битвой. Но, если вы его не видели, можно любое другое шоу вообразить, где много народу согласованно танцует. Так вот, каждое ваше воспоминание – это коллективный танец большой группы нейронов. Но при этом нет такого единого фиксированного места, где была бы записана полная схема танца. Просто каждый танцор помнит свои движения, свои локальные связи. И чем чаще он танцует, тем лучше помнит. Пока моё сравнение понятно?
– Абсолютно.
– Теперь представьте танцора, который забыл свои движения. Что делать?
– Уволить козла.