Шиноби несли меня осторожнее, чем мыльный пузырь, но я все равно чувствовал, что готов развалиться от любого неосторожного движения. Ныли суставы. Сухо пекло в груди. Голову ломало от челюсти и до затылка. Приступы липкой трясучки накатывали один за другим, как электрички... И я бы всё это вытерпел, и был бы счастлив, что остался жив. Только бы не кошмары!

Горная крепость рушилась снова и снова, стоило закрыть глаза... Я бежал прочь из зала со змеёй, а раздавленный Томоки полз следом, жалобно умоляя остановиться, подождать, не бросать их. Всех тех людей, которых я перемешал с камнями в логове Орочимару. Незнакомцы с других этажей, ни разу не виденные наяву, терпеливо дожидались за границей сна, чтобы плюнуть в лицо виной или ненавистью. Выбирай, что больше нравится!

Подземелье не выпускало - в кошмарах мне ни разу не удалось добежать даже до зала с чанами. Обстоятельства снов менялись, но заканчивалось всё одинаково. Смертью. Для всех.

Я просыпался, вскидывался, судорожно цепляясь за Какаши. Шиноби останавливались. Меня утешали и успокаивали, как могли, а через несколько минут всё повторялось. Ночь и день, и вторую ночь... час за часом. Я бы лучше вообще не спал, но отвары, которые наперебой лили в меня отец и Майто, не оставляли выбора. Веки слипались, как намазанные клеем, и вокруг смыкалась каменная ловушка...

По дороге вывалил на шиноби историю о том, как очухался в крепости Орочимару прямо на лабораторном столе. Какаши и Гай в шоке переглянулись, задали несколько уточняющих вопросов о Саннине и охране крепости, но согласно не стали выяснять подробности - пожалели мои взбаламученные мозги, отложив разговоры до безопасного места.

Я думал, мы идём в Коноху, а оказалось, ничего подобного. Какаши неожиданно признался, что у нас имеется куча родственников в Траве. Семье Хатаке принадлежало целое селение в горной долине на севере страны. Почти, как скрытая деревня, только без шиноби. Вот туда-то мы и пробирались глухими чащобами и прочими неудобьями - очень не хотелось притащить на порог к родне разозлённого Змея.

Потормошив отца, я узнал, что со времён разделения семьи минуло уже лет триста. Старая фамильная история рассказывала, как в долгой войне полегло почти три четверти клана. Отвернулась удача. Предал союзник. Превзошёл противник. Может, и вбили бы остатки светловолосых в землю, но глава рода решил по-другому. Собрал уцелевших и просто сказал: "Хватит! Завязываем продавать мечи. Судьба внятно велит заняться чем-нибудь другим. Сражаться, когда на одного взрослого семеро голодных карапузов - совсем с головой не дружить".

Тогда у порядком прореженного клана оставались только одни настоящие друзья, и рассудительный глава увёл семью подальше от больших дорог. В глухие места рядом с холодной долиной Хайюме - исконным обиталищем мрачноватых говорящих псов. Первое время руки, привыкшие к ножу и ниндзютсу, не умели ни дом построить, ни семечко в землю пихнуть, но понемногу как-то устроились. Занялись охотой, нашли подходящее ремесло... А потом подросли мелкие и выяснилось, что не все Хатаке равно пригодны к сидению на одном месте.

Ссориться и спорить никто не стал. Основательная часть рода осталась жить новым домом, а беспокойная продолжила шататься по миру в поисках пути шиноби. Полвека назад, когда зарождались пять Великих деревень, Хатаке-младшие не вернулись к семье, а принесли свою верность Скрытому Листу. Выбрали союз, созданный Сенджу и Учиха, поверив в мечту Хаширамы.

Встречи родичей были не частыми, но друг друга не забывали. Какаши рассказал, что приходил сюда трижды и всегда жалел, что не мог остаться подольше. Непривычный к долгим разговорам отец отболтал себе весь язык, но мы с Гаем настырно требовали новых и новых подробностей. Майто хотелось представить родню приятеля, а мне семейные легенды помогали бороться со сном.

Чем глубже забирались в горы, тем вернее я убеждался: нелюдимость - отличительная черта всех Хатаке. Надо немало постараться, чтобы найти такой медвежий (или собачий?) угол. Ныряющая вверх-вниз дорога выглядела нахоженной, но в некоторых местах по ней не прошла бы даже самая маленькая повозка.

Наконец, мы спустились ниже заполненной облаками горной седловины, и долина вынырнула навстречу. Я высунулся из-за плеча Какаши, глянул на сонно раскинувшуюся деревню, понюхал утренний воздух с уютным запахом печного дыма и понял: Хочу! Хочу пожить в этом месте. Уж здесь я точно смогу успокоиться. Отлежаться, как зверь в норе. Набраться сил. И забыть проклятые сны.

В деревне не имелось ни общей улицы, ни единой ограды. Просторные дома с гладкими тростниковыми крышами рассыпались по склонам. Повсюду петляли дорожки и горбились мостики. На террасах полуоблетевших садов рыжими фонарями светилась несобранная хурма. Дышало туманом озеро. Так тихо...

Было. Пока мы не пришли.

Стоило подойти к ближайшему дому, и навстречу выплеснулась радостно галдящая волна. Собаки и дети. Весёлый лай, писк и куча вопросов. Заперекликались и выбежали взрослые. Я чувствовал себя слишком замученным, чтобы искренне поприветствовать новых знакомых, но этого никто и не требовал. Какаши сказал, что мне нужно поскорее отдохнуть, и мы мигом оказались под крышей.

На растерзание охочих до свежих новостей Хатаке остался безотказный Гай.