– Родился я под Крысоградом, в селе Сосняки, – начал Проша серьезным голосом, словно на собеседовании. – Лет мне двадцать и один. Жены нет. Детей нет.
– А как вышло, что ты в богатыри подался?
– Было мне видение, – Проша присел рядом с Ладой на бревно, глаза его смотрели вдаль и будто видели там что-то доступное только ему. – Я тогда на пашне работал, солнце в зените стояло, колосья гнулись, шумели на ветру. На пруду, что под холмом, гуси галдели. И тут, вдруг, – он вытянул вперед руку, – все словно потемнело. Будто ночь настала средь бела дня.
– И?
– И все, – Проша повернулся к девушке, посмотрел на нее голубыми глазами, чистыми, как родниковая вода. – Понял я, что ждет меня судьба ратная, а ежели не поверну я на тропу богатырскую, то настанет ночь по всей земле, и солнце ясное погаснет.
– Слушай, сосняк, – встрял Волк, – а может тебе просто голову напекло?
– Я сердце слушаю, – сурово поджал губы богатырь. – Сказало оно мне – иди, Проша, в град Крысоград. Там твоя помощь нужна. Я и пошел. И еще у ворот узнал, что появилась в сказочном мире царевна, которая Змея Горыныча одолела, не убоялась супостата огнедышащего. А теперь отправилась в дальние края по своей неведомой надобности.
– Вообще-то Змей жив-здоров, – сказала Лада.
– Как?! – Прохор вскочил с бревна, уставился на девушку.
– А что, я должна была его убить? Придушить все три головы голыми руками?
Богатырь в волнении ходил возле костра.
– Рубашку надень, – сказал Волк. – Замерзнешь.
– Надо вернуться, – Проша остановился и посмотрел на Ладу. Та замотала головой, как лошадь.
– Возвращайся, – дал добро Серый. – Я тебе подробно дорогу расскажу. Карту нарисую. А нам с царевной задерживаться никак нельзя. Да и не горим мы желанием возвращаться, правда?
Лада энергично закивала.
– Вот и ладушки, Ладушка, – Волк обрадовался, вытянул ноги. – Завтра поутру и разойдемся.
– Нет, так тоже не годится, – расстроился Прохор. – Сначала царевну доставлю, куда она там идет. А потом займусь Змеем.
Богатырь принялся расшнуровывать штаны, и Лада подобралась, выпрямилась.
– Пойду, освежусь, – сказал Проша, поворачиваясь к реке, журчащей неподалеку. – Охолоню головушку.