— У тебя нет таких полномочий, Суоко.
— Я должен тебя огорчить. Есть, — кажется, в голосе Робина слышится печаль.
— Вот как? Мне помнится, что такое допускалось только в случае явного злоупотребления статусом Хранителя. Мои действия злоупотреблением не являются.
— Соответствующие определения переписаны два дня назад.
Джао медленно поворачивает голову.
— Лангер?
Хранитель, кажется, вжимается, в свое кресло.
— Ну… — мямлит он, старательно избегая взгляда Джао. — Я исправлял очевидные ошибки. В конце концов, — он гордо выпячивает грудь, — программирование логики работы Робина в моей компетенции!
— Не так. Не в компетенции. У тебя есть техническая возможность, что несколько иное, тебе не кажется?
— Джао, ты больше не член Совета! — голос Ведущей напоминает мурлыканье разъяренной кошки. — И я перевожу тебя во временный резерв. Ты отстраняешься от всех операций.
— И чем же я должен заниматься… в резерве?
— Чем хочешь. Любыми личными делами. После завершения выборов в Ростании твое дело рассмотрят на общем…
— Понятно. Ну, видимо, случается и так… — Джао обводит зал Совета взглядом. — Что, и никто, кроме Суоко, не хочет сказать мне ни единого слова? Интересно, ребята, а как вы вообще представляете себе процесс принудительной отставки за отсутствием прецедентов? Вы рискнете предоставить мне свободу действий, когда выбросите на улицу? Или примете меры для обеспечения молчания? Пожизненное заключение в тюремной камере или на необитаемом острове? Ликвидация?
Тишина.
— Ладно. Отправляюсь под домашний арест. Но сначала…
Хранитель неторопливо встает и подходит вплотную к Ведущей.
— Посмотри на меня, Ната, — его голос мягок и обволакивает. — Посмотри на меня.
Он присаживается на корточки, так что их глаза оказываются на одном уровне. Ведущая яростно смотрит на него, но потом ее взгляд смягчается.
— Джао! — почти умоляюще произносит она. — Но ты же сам понимаешь…
— Нет, милая, — качает головой тот. — Дело не во мне. Дело в тебе. Ты все еще пытаешься лгать – и себе, и другим, но перерождение уже завершается. Не только твое – наше. Нам хочется власти, и мы идем к ней, забывая старые идеалы. Все в мире повторяется…