– Тебе одиноко из-за того, что ты особенная?

– Нет, – ответила она, – мне одиноко по самым обычным причинам.

Мы дошли до остановки, которую отмечал бетонный столб, бугристый от множества слоев белой краски.

– Можешь не дожидаться автобуса со мной, – сказала Дана.

– Да ничего. Обязательно заплети волосы перед сном. Если будешь спать прямо так, на подушке, кончики посекутся.

Она ответила, что постарается не забыть.

– А все-таки, почему папа решил устроить для мамы эту вечеринку?

Лицо у Даны было доброе, но я почувствовала, как от моих ладоней к локтям пробирается холод.

– Наверное, потому что любит ее.

Может, на лице отразилось что-то, чего я не собиралась показывать. Наверное, поэтому она протянула ладонь и коснулась моей руки.

– Все вокруг всю жизнь любят тебя больше всех, а ты, похоже, этого даже не замечаешь.

Я напряженно рассмеялась.

– Мне нужно, чтобы меня любили не только родители.

Она прошептала:

– Я люблю тебя. Веришь?

В первую секунду я ничего не ответила. Словно меня внезапно одолело папино заикание, только слова застряли в голове, а не в горле. Иногда я сомневалась, действительно ли нравлюсь Дане. Она бывала саркастичной и даже язвительной. А вдруг и правда вокруг есть люди, любящие меня, просто они никогда в этом не признавались? Я подумала о Джамале, который сейчас был на расстоянии в шестьсот пятьдесят километров от меня, в Хэмптоне, штат Вирджиния. Любит ли он меня, пока готовится к экзаменам, приносит клятву верности студенческому братству, увивается вокруг дочек врачей, приглашает их поужинать, зовет познакомиться с родителями? Не считая воспитательницы в детском саду, никто, кроме членов семьи, никогда не говорил, что любит меня. Это шокировало, ошеломляло и очень будоражило.

– Вот видишь? – сказала Дана. – А ты даже не замечала.

Она покачала головой, будто не могла поверить, насколько я слепа, и развернулась на звук подъезжающего автобуса.

– У тебя разве нет ощущения, что мы будто давно знакомы?

– Есть, – подтвердила я, все еще не придя в себя от этого разговора о любви.