Восток даётся через эротическую тему. Неожидан монтаж двух разноплановых картинок: изобразительная цитата из старинной китайской гравюры жанра «цветы и птицы» (хуа-няо): соловей на цветущей персиковой ветке вверху листа. А внизу – словно иллюстрация из трактата «Камасутра», страстный любовный дуэт, решённый сюрреалистически: обнажённый мужчина европейского склада нависает над лежащей нагой узкоглазой женщиной, соединяясь с ней в одно целое – инь стремится к ян.
Полностью цветные офорты Алексеева к «Искушению Запада» выпустило в альбоме ателье Ригаль в 1983 году, уже после смерти художника.
Трагична судьба последнего романа Мальро «Орешники Альтенбурга» – его рукопись была уничтожена гестаповцами и так до конца и не восстановлена писателем: после этого он занимался искусствоведением и эссеистикой, отойдя от художественной прозы. Первая сохранившаяся версия романа под заглавием «Борьба с ангелом» вышла в Швейцарии в 1943 году, видимо, она и вошла в четырёхтомник 1970 года, но с иллюстрациями Марка Шагала. А гравюры Алексеева к роману не изданы до сих пор: в 1947 году художник выполнил к нему двадцать иллюстраций.
Неразгаданная тайна бытия – один из лейтмотивов этого романа. Вот небольшой фрагмент: «Величайшая из тайн Вселенной заключена не в том, что мы брошены на волю случая между безмерностью материи и безмерностью звёзд, а в том, что, пребывая в этой тюрьме, мы черпаем в себе самих образы». Судя по единственной гравюре, которую опубликовали в одном из каталогов, художник в этом цикле также говорил с читателем волнующими загадками – тайну хранят человеческие лица, прикрытые тёмной листвой орехового дерева в Альтенбурге. В настоящее время, как нам рассказал М.И. Башмаков, в ателье Ригаль готовится полное издание офортов Алексеева к этому роману.
В 1991 году в Париже под патронатом мадам Б. Ширак была организована выставка, посвящённая великим друзьям: «А. Мальро и А. Алексеев».
Уход Гриневской
Несмотря на растущую известность, Алексеев остро чувствовал своё интеллектуальное одиночество: лишь узкий круг близких людей понимал масштабность его замыслов и оригинальность подхода. В него входила не только Клер, но и Александра, Саша, хотя встречи с ней становились всё реже. У неё болело сердце, и врачи не знали, как её лечить: то, что хорошо для сердца, было губительно для лёгких.
В последний год жизни Александры рядом оказался девятнадцатилетний внук Алекс, приехавший в Париж из США на стажировку вместе с любимой девушкой. Часами она рассказывала им о Париже и своей театральной молодости, курила сигареты «Лаки Страйк», за которыми отправляла в табачный магазин, постоянно обращаясь к молодым людям с хозяйственными просьбами. Неожиданно Светлана получила сообщение от лечащего врача матери: она – в больнице. Диагноз – эмфизема лёгких, и дышать она может только с кислородной маской. Светлана срочно вылетела в Париж. В вестибюле больницы она увидела встревоженного сына – состояние больной сильно ухудшилось.
В белой палате царило безмолвие. Александра лежала на кровати с закрытыми глазами, исхудавшая и измученная. На слова дочери: она приехала, чтобы быть постоянно рядом, даже на печальную новость о смерти Чарли Чаплина, её любимого актёра, о чём сообщили утренние газеты, – отвечала молчанием. Материнские руки потрясли: «на холодной и жёсткой коже проступали вздутые синие вены, похожие на отполированные временем корни и дороги». Два дня подряд она приносила бутылочки с соком и поила мать через соломинку, бережно расчёсывала тонкие седые волосы. Утром 20 декабря 1976 года Гриневская скончалась.
Светлана поспешила в мастерскую к отцу рассказать о последних днях матери. «Только не проси меня идти к ней на похороны, – перебил он меня. Находившаяся рядом Клер посмотрела на него, потом на меня и, видя, как меня расстроили его слова, сказала: "Пойди!". В ответ отец покачал головой и твёрдо повторил: "Нет". Я закрыла глаза». Отец не мог простить: «…первым мужчиной, с которым спала твоя мать, был Экк, а не я!». Алексеев не принимал сексуальной свободы, столь популярной в богемных кругах.
Мудрый дедушка Алёша и юный Алекс
По прошествии почти пятидесяти лет, посвящённых изобразительному искусству, Александр Алексеев, кинорежиссёр, изобретатель, создатель вместе с Клер устройств для создания фильмов, включая игольчатый экран и «тотализацию», человек, который всё это придумал и применил, всё чаще впадал в депрессию, посчитав, что «потратил своё время впустую». Кто знал о нём, о его деятельности? Что значит слава? Его фильмы не выходили в широкий прокат, дорогие ему графические циклы не были изданы, малые тиражи «книг художника» не доходили до массового читателя. Но в этот драматический момент в узкий круг преданных соратников и близких друзей старого художника вступает совсем юный человек, которому предстоит именно благодаря Алексееву ощутить себя кинорежиссёром. Это Алекс Рокуэлл. Клер, увидев из окна кухни идущего к ним по мощёной дорожке двадцатилетнего внука мужа, обычно громко и радостно кричала: «Алёша, ребёнок пришёл!». На поздний завтрак она обычно готовила макароны: мальчик особенно их любит с маслом и сыром. Спустя годы Алекс прикопает на могиле с захоронением деда пачку лапши Barilla в память о трогательных трапезах и «мужских уроках».
Разве можно забыть ласковый жест дедушки Алёши – заботливую мимолётную проверку выбритости розовощёкого юного джентльмена? От тех давних бесед Алекс навсегда запомнил причудливый дым дедовой сигареты и то, как тот, прищурившись, рассматривал трепещущие тени, отбрасываемые липой на стеклянную крышу его студии. Кивком головы он привлекал внимание внука к форме этих теней – они дрожали и колебались за подёрнутым изморозью толстым стеклом: «Представь, как бы ты повторил этот ритм на игольчатом экране!» Мог неожиданно сменить тему разговора и быстро спросить: «Сколько волос у тебя на голове?». Он смеялся над попытками внука разгадать эти головоломки, развивающие пространственное и количественное восприятие мира. Алексеев исподволь тренировал интеллект и вкус внука решением теорем, мелодичностью популярной французской колыбельной.
Ещё во время кратких встреч в Америке, где вырос Алекс, художник помог ему преодолевать дислексию, просто и доступно иллюстрируя написанное слово: «Каждое слово выглядит по-своему, Алекс». Вырастая, внук не забывал эти давние уроки, по-новому осмысляя их. По его мнению, автора десяти киносценариев, старый художник «видел суть вещей», а «это качество – признак гениальности интеллекта».
Встретившись, дед и внук, учившиеся в разные годы в Академии де ла Гранд-Шомьер, говорили об искусстве, обсуждали новые работы юноши: «дедушка вырывал листки с набросками из моего альбома и выбрасывал их с приговором "Подражание Матиссу" или "А, ну вот здесь у тебя что-то вышло!". Он обычно говорил: "Что может быть совершеннее чистого листа белой бумаги?" "Ничего", – отвечал я. "Ну что же, тогда первая задача художника – внести беспорядок, разрушить совершенство". Как-то он напомнил: подлинное служение искусству не приносит больших денег. "Ты собираешься стать художником?" "Да", – обычно отвечал я. "Ну, тогда в следующий раз, когда ты придёшь на завтрак, проходя мимо продовольственного магазина на углу, обрати внимание – его владелец оставляет свой "Мерседес" напротив входа в магазин. А у нас с Клер всего лишь подержанный "Пежо"».
«В конце тех двух лет пребывания в Париже, вспоминал Алекс, я научился делать абстрактные фильмы, раскидывая мелкие монетки на игольчатом экране и снимая на камеру получившееся негативное изображение. Я был очарован образами православных церквей. Эти образы несли в себе загадку для меня. Каждую свободную минуту я был занят этим фильмом, это было похоже на любовь. Я организовал показ фильма и не пригласил дедушку: я боялся, что он мог подумать о сумбуре, который у меня получился. Но он узнал о показе, сел на метро и появился в зале. Я не мог смотреть фильм, мой взгляд был прикован к его затылку во время сеанса… Он ушёл, не сказав ни слова. На следующее воскресенье я пошёл в студию, боясь услышать, что он скажет о моей страсти. Я вошёл в дверь, и Уксусный Джо вместо того, чтобы погладить меня по щеке обратной стороной ладони, сказал: "Ты, Алекс, лучше делаешь фильмы, чем я". И в тот момент во мне родился режиссёр».
Светлана дала сыну имя отца. На Западе его зовут Алекс. О знаменитом дедушке он, прежде всего, рассказывает как о строгом наставнике, называя то «дедушкой Алёшей», то «Уксусным Джо», американским прозвищем человека, дающего суровые жизненные уроки: «Он знал, что меня воспитали одни женщины. Он чувствовал – мне требуется сильное мужское влияние. Именно эту роль он воспринял очень серьёзно, и, так как он добросовестно исполнял эту обязанность, меня, тогда ещё молодого человека, влекло к нему, как мотылька к открытому пламени».
Но, наверное, самое важное, что унаследовал Алекс от своего великого деда, – это позиция в искусстве. Светлана Рокуэлл считала это семейным качеством: «В фильмах моего сына вижу историю его жизни. В борьбе героя за честность в искусстве я видела самую главную особенность жизни моего отца, моей собственной и моего сына. Это лейтмотив жизни нашей семьи – честность в искусстве! – пронзительно открылся мне тогда на большом экране. Фильм сына получил приз как "Лучший независимый художественный фильм 1992 года" на фестивале "Сандэнс" в США». Александр Рокуэлл за режиссуру первого художественного фильма «Ленц» получил приз на Берлинском кинофестивале в 1983 году. В настоящее время он международно признанный мастер независимого кино.
Мусоргский не отпускает. «Картинки с выставки», «Три темы»
В 1972 году, с 6 мая по 25 июня, в швейцарской галерее «Порт Роль» состоялась выставка трёх гравёров – Алексеева, Флокона и Ерсэна. Почти через год – с 26 по 28 марта 1973 года – художник приглашён в Милан на открытие своей персональной выставки «Маэстро кино и гравюры». Клер писала Сесиль Старр: «Мы уезжаем на неделю в Италию 25 марта, где в Милане будет проходить показ наших фильмов и иллюстраций Алёши».