Вы не можете себе представить, как Ваше последнее письмо приблизило Вас ко мне! Я сразу точно увидел Вас, почувствовал, что Вы реально существуете, и захотелось узнать Вас ближе и ближе. Я знаю, что Вам было трудно писать и что мои вопросы могли показаться грубыми, но зато видите, какая польза из этого вышла. Один уже тот факт, что Вам 16 лет, объяснил мне очень многое. Ведь мне 42 года – между нами разница 26 лет – четверть века. Значит, Вы для меня
Пишите больше
Д.С. Мережковский – О.А. Флоренской
Благодарю за милое умное письмо. Что Вы пишете о «ненарушимой близости» нашей, принимаю с радостью, но с недоверием к себе: я гораздо хуже, слабее, серее (серый чорт –
Но боюсь отвлеченностей в письмах (т. е. слов, способов выражаться отвлеченно, потому что сущность-то реальнейшая). Лучше о простом и не менее важном? И вот самое важное: были Вы влюблены? Я знаю, что это трудно в 16 лет, но все-таки? Не думайте, что этот вопрос я задаю легкомысленно. Ведь тут опять-таки глубочайший узел всех наших новых религиозных переживаний. Тема о поле, о брачной любви есть одна из трех главных наших тем: 1) личность – дух и плоть, 2) пол, 3) общественность.
В категории пола человек сразу воплощается, реализуется, становится из отвлеченного конкретным.
Но если не хотите, не отвечайте. Я понимаю, что иногда
Ваш брат один из замечательнейших людей, каких я встречал в моей жизни. Если будете писать ему, напишите, что я его не забыл и никогда не забуду. <…>
Ну а Вы какая? Попробуйте-ка себя описать так же, как я себя описал. А знаете, Вы пишете письма, как истинная
Нет, пока еще не молился за Вас. Но теперь помолюсь непременно и
В дальнейшем в одном из писем Мережковский признается:
«Милая, зачем у вас все “грусть и муть”? Пусть будет светло хоть на минуточку, когда это прочтете. Ведь я у вас есть, ведь я Вас люблю. Чем больше живу, тем больше чувствую, что люблю. И радуюсь, [все больше] что я Вас так
Ольга Флоренская была не единственным «любовным» адресатом Мережковского. Сохранилась весьма романтическая, порой откровенно-фривольная переписка Мережковского и второй жены Минского Людмилы Вилькиной.
Так что не только у Зинаиды Николаевны были «огненные» полеты-влюбленности, но и ее супруг тоже мог испытывать сердечное волнение… Даже как-то проговаривается Зинаида Николаевна и о вполне плотском чувстве мужа к одной женщине, проговаривается с досадой…
Когда они вернулись в Россию, то окунулись в литературные и общественные дела…Мережковский становится редактором беллетристического отдела журнала «Русская мысль», где печатается Гиппиус.
Война, начавшаяся в 1914 году, воспринималась ими как страшное, губительное событие, потому что каждая война несет в себе «зародыш новой войны». Февральскую революцию супруги восприняли восторженно, мечтая о коренных изменениях в России. Октябрь был ими не принят…
Вместе с Философовым супруги покидают Россию, перейдя польскую границу. Они обосновываются в Варшаве, печатаются в газете «Свобода». После подписания Польшей мира с Советской Россией Гиппиус и Мережковский покидают страну. Философов там остается, и отныне их пути расходятся. Они перебираются во Францию и живут там. У них появляется постоянный секретарь Злобин, который в чем-то заменяет Философова. Жизнь и активность постепенно угасают, хотя Мережковские и принимают у себя людей, но круг русских эмигрантов – узок, и ведут они зачастую – плачевное состояние.