И никогда не берет пленных.
Она сеет ужас посреди полей битв и сражений. И потому лишь немногие, самые отважные из генералов Ласкана имеют отвагу выступить против неё.
Остальные же бегут, спасаются, дезертируют, предавая свои честь и достоинства.
Самая малочисленная армия из всех за три года стала такой же грозной и пугающей силой, как и легионы. Говорят, что когда битва заканчивается, то Безумный Генерал, одолев вражеского генерала, одним взмахом меча уничтожает каждого, кто встал против Лунного Ручья.
— Да быть такого не может, — смеялись те, кто слушал бардов. — какой генерал устоит против подобной мощи.
Ответ был прост — Безумный Генерал был до того лишен рассудка, что до тех пор, пока его армия не начнет безоговорочно одерживать верх, он бился с генералом лишь маленькой тростинкой вместо своего меча. И лишь когда армия уже почти победила, он обнажал Синий Клинок и уничтожал всякого, кто еще дышал.
И так сложилась легенда о Безумном Генерале, победителе тридцати семи армий Ласкана. Потерявшего, за три года битв, лишь двадцать тысяч своих людей.
Невероятная песня, которая уже давно разлетелась по всем Семи Империями и даже за их пределы.
— Ты опять пришел…
От левого, до правого края горизонта тянулась бескрайняя равнина. Будто изумрудное море, она качалась высокой, до пояса, травой. Такой живой и сочной, что цветом она действительно могла посмотреть с самым ярким из драгоценных камней.
В центре этого поля стоял холм. Одно единственное возвышение, которое нарушало общую картину. На холме росло дерево, в кронах которого свила гнездо птица Кецаль.
Поодаль возвышался голый камень, на котором некогда восседал первый Учитель Хаджара. Теперь же около него, прислонившись к породе спиной, сидела фигура закутанная в рваный, черный плащ.
Ветер, который трепал его полы, казалось, постоянно рвал плащ еще сильнее, но с каждым потерянным лоскутом где-то рядом отрастал новый.
Это создавала иллюзию, что фигура была одета вовсе не в ткань, а в то растущую, то убывающую ночь.
Из-под капюшона тянулись длинные, до того седые, что почти белые волосы.
— Ты опять постарел, — только и ответил Хаджар.
С каждым визитом внутрь своей души, с каждым разом, что он посещал Черного Генерала, тот казался ему старше. Если, когда они встретились впервые, то выглядели почти ровесниками, то теперь на сухом, испещренном морщинами лице стареющего воина оставили свой след десятилетия.
В мире смертных нынешнему облику Черного Генерала дали бы лет шестьдесят, если не больше.
— Что ты хочешь узнать на этот раз, мой ученик? — спросил, не меняя позы, Враг всего сущего.
Хаджар остановился около дерева своего Духа. Он провел пальцами по радужному оперению птицы, которая столько лет сражалась с ним бок о бок.