Остров титанов тщательно направляли, пока он не остановился рядом с поверхностью ещё только формируемого Ура. Через многие тысячи лет над прозрачной крышей возвели постройки Урского Нью-Йорка, а под днищем хрустального острова принялись выстраивать пространства для мучений.

С этого времени начался упадок титанов. Они чувствовали то, что творилось совсем рядом с ними, и были слишком мудры, чтобы не предвидеть того, что должно было произойти. Ощущение неизбежного конца усиливалось, тогда же началось постепенное ослабление их способностей и памяти. Совершенствование ландшафта прекратилось.

Граница, окружающая их мир, была по-прежнему непроницаемой ни для кого, кроме самих титанов и, конечно, Творца, дающего бытие всему существующему. Он, не желая сокрушить свободу своих созданий, в то же время не оставил их совершенно.

Однажды в их мире чудесным образом появились крылатые кони – без сомнения, дар Небес. Благодаря этому дару ставшее болезненно гнетущим одиночество расы титанов было впервые преодолено.

По мере того как их способности слабели, началось разрушение выстроенного ими ландшафта, в котором всё больше проявлялись черты сумрачной, величавой заброшенности.

Природа их мира становилась резче, и, когда ветры размётывали облака, сквозь верхнюю часть оболочки виднелись уродливые Урские строения и клочья серого неба.

Древние знания начали забываться. Тела титанов приобрели плотность, прежняя стремительность движений исчезла, заменившись грубоватой мощью.

Наиболее мучительным для них было предвидение того, что способность мгновенного общения друг с другом их вскоре покинет и им придётся использовать примитивный язык. Мысль о необходимости проталкивания живого смысла сквозь тугую материальность была для них тягостной, почти невыносимой.

Наконец настал день, когда титан впервые исторгнул из себя облачённое в воздух слово. Оно, всё ещё объятое эфирным огнём, отозвалось по хрустальному миру как изумительная музыка, но то, что вызвало бы восторг у людей, для самих титанов было знаком тягостного упадка.

Их способности слабели, и вскоре титанам пришлось составлять записи своего знания, но уже через считанные тысячи лет даже эти записи становились им самим всё менее понятны.

Память о том, что они сами, по своей воле отгородились от Неба, постепенно заместилась мифом, утверждающим, что Небо оставило их. Этот миф повествовал о равнодушии Творца к своим созданиям, о злобе и зависти Ада и о вечном одиночестве титанов.

Ветра в их мире усиливались, почва стала сухой и превращалась в пыль, ветшающие здания всё больше напоминали груды валунов. Начались грозы – короткие, бурные, с разрушительными молниями. Так же таинственно, как и появились, исчезли крылатые кони, хотя восторженная память о них какое-то время сохранялась благодаря записям и рисункам.

Когда ветер относил тонкий слой почвы в сторону, части прозрачного пола обнажались и становились видны уходящие в бездну огни Урских подземелий. Жуткие ухмыляющиеся рожи приникали к полу и так, чтобы было видно титанам, рядом мучили несчастных узников.

Такими: уродливыми, жалкими и измождёнными – титаны впервые увидели своих собратьев. Люди были лишь недавно призваны из животного царства. Их души казались изъеденными предательством и ложью. Но в них горела та же искра, что и в самих титанах, и остальные различия: ум, знания, сама мудрость – оказывались незначительными.

Прежде всего сострадание к людям и только затем понимание безвыходности собственного положения заставили титанов решиться на безнадёжную попытку вторжения в Ад.

В родном убежище остались считаные единицы, решившие посвятить себя тому, чтобы хранить прежние знания, все остальные ушли.

Волшебная оболочка звенела и пела, пропуская своих создателей. Под потолками Урских подземелий возникли сотни пылающих, как бы воплощённых из горячего металла фигур.

Когда они молча обозревали подземную империю, где уже веками длились организованные с фабричной точностью пытки, перед ними явился некто бесплотно-серый, назвавший себя посланником, и сказал:

– Поклоняюсь мучителю, убийце людей и скота, великому обманщику, разрушителю, императору, пирующему на кладбищах, поедающему трупы. Сонм великих тварей составляет его свиту – все боящиеся его. Он опьяняет тех, чью кровь пьёт. Он, пожирающий время, великий, украшенный черепами вор. К его стопам я бросаю эту толпу ничтожеств.

Вы надеялись от него укрыться, но он обхитрил вас. Он поймал вас на сострадании и выманил из вашей хрустальной норы. О, он искуснейший из охотников!