Николай сел на стул перед письменным столом стал рассматривать предметы, которые лежали на нем. А предметов было бесконечное множество. Николай заметил очки в золотой оправе. Они лежали рядом с машинкой, справа. За машинкой стояли три стаканчика для ручек. Помимо ручек, в них топорщились две линейки, козья ножка, множество простых карандашей. Краснов протянул руку, достал козью ножку, повертел ее, потрогал острие средним пальцем руки, затем поставил ножку обратно в стакан.
По обеим сторонам стола возвышались стопки книг. Это были всевозможные словари, энциклопедии, медицинские, технические, юридические справочники. Он разглядел также альбомы по архитектуре Петербурга и его окрестностей, книги по искусству, по истории православных икон и церковных фресок. Еще одна стопка целиком и полностью состояла из романов и повестей Достоевского. На самом верху он обнаружил старинное издание «Братьев Карамазовых». На всех книгах и альбомах толстым слоем лежала серая пыль.
Николай поднялся и решил продолжить осмотр квартиры. Он вышел в коридор и повернул направо. За следующей дверью, которая находилась напротив ванной, он обнаружил детскую. Точнее, это была не детская, а комната подростка. Но это был не теперешний подросток, а из далеких 1980-х. Комната застыла, уснула лет на тридцать. Никто ничего не менял в ней с того самого дня, когда мама Василисы собрала вещи и они обе переехали в квартиру на канале Грибоедова, принадлежавшую когда-то бабушке Александры Генриховны. Ее мать еще после войны уехала из Ленинграда в Тарту, где Александра Генриховна родилась и жила до окончания школы. В квартире проживали родственники матери, но к началу 1980-х никого из них уже не осталось в живых. Благодаря связям Константина Волкова квартиру удалось сохранить за Александрой Генриховной.
На стенах Краснов видел плакаты фильмов начала 1980-х годов, изображение Олимпийского Мишки, фотографии киноактеров, певцов, диснеевских персонажей – Белоснежки с гномами, Микки Мауса с Минни Маус, героев советских мультфильмов – Кота Матроскина, Дяди Фёдора, Шарика, Зайца и Волка из «Ну, погоди!..» На полках шкафов были расставлены детские книги, мягкие игрушки, куклы, лежали пластинки с музыкой и сказками. На стене висело школьное платье с белым передником и красным галстуком… На полу он заметил мячи, скакалки, стопки настольных игр в коробках. Окно комнаты тоже было завешано плотной занавеской. Свет почти не проникал внутрь. Становилось все темнее.
Краснов вышел из детской и подошел к следующей двери. На его удивление, как он ни пытался дергать за ручку, дверь этой комнаты не открывалась. По всей видимости, замок был заперт. Он достал мобильный и набрал номер Василисы.
– Ало? – ответила она.
– Василиса, здесь одна дверь не открывается… Я просто хочу уточнить… Она заперта на ключ? Или нужно поднажать?
– Нет… – голос Василисы стал напряженным, тусклым. – Я прошу вас, Николай, оставьте эту комнату. Не нужно пытаться открыть ее. Ключ от нее давно потерян. Но вскрывать ее я не буду… Пусть это сделает кто-нибудь другой… Когда-нибудь…
– Там что-то неприятное для вас?
– Я бы не хотела говорить об этом… Да и нет там ничего… Это пустая комната. Без мебели. Простите, Николай, вернулся Игорь. Я готовлю ужин.
– Понимаю. Извините.
Николай нажал на сброс, еще раз посмотрел на запертую дверь, прислушался, так ничего не услышав, пошел дальше. Последнее открытое помещение, по всей видимости, было когда-то комнатой Александры Генриховны. Она была преподавателем итальянской литературы. Все полки в ее книжном шкафу были заставлены книгами на итальянском, испанском, французском, португальском языках. Она отчего-то не увезла эти книги с собой. Может быть, сначала думала, что скоро вернется? Кто знает?.. На стенах он разглядел фотографии, где Александра Генриховна была в окружении членов кафедры, среди своих студентов, были также несколько фотографий, где она была изображена с Волковым и каким-то молодым человеком – красивым, спортивным, по всей видимости, очень веселым, жизнерадостным – он держал ее на руках, она весело смеялась. На некоторых более поздних фотографиях Александра Генриховна была изображена с маленькой Василисой, а еще на одной (на берегу Черного моря) – они были втроем – Волков, она и Василиса.
Николай сел за пустой письменный стол Александры Генриховны, огляделся. В комнате стояла красивая деревянная кровать с высоким матрасом. Недалеко от кровати красовался замысловатый барочный туалетный столик с зеркалом. Столик был пустой, покрыт слоем пыли. За столиком был расположен шкаф. Дверцы были распахнуты. В шкафу не было ничего, кроме пустых вешалок на длинной металлической штанге. Только внизу он разглядел маленькую кожаную темно-красную туфельку.
Николай вдруг ощутил страшную тоску. Его стал пробирать то ли холод, то ли страх, то ли еще что-то неясное, неразборчивое, отчего становилось еще невыносимее. Хотелось поскорее выбраться из этой квартиры и уехать как можно дальше. Шахов был прав. Это дело его до добра не доведет. Оно было шире, чем только расследование деталей жизни Волкова. Он все глубже проваливался в него, как в непроходимое болото. И все время ему казалось, что еще не поздно выбраться. Найдется ветка, найдется травинка, и он выплывет, он выберется наружу. Но, возможно, он ошибался. Возможно, он переоценивал себя. Он только сейчас начинал понимать это.
6
Перед тем как завершить первый осмотр квартиры и отправиться домой, Краснов решил еще раз заглянуть в кабинет Волкова. На этот раз он подошел к библиотеке, состоящей из множества полок, перегруженных книгами, альбомами, газетами и журналами. Библиотека тянулась по всему периметру кабинета – от потолка до самого пола. Напротив полок, с одной стороны комнаты и с другой, стояли две деревянные стремянки. Помимо полок с книгами, он разглядел стеллажи с толстыми папками. Это были рукописи и, по всей видимости, разложенные по файлам письма, документы, договора с издательствами, сертификаты, дипломы и множество других важных бумаг.
Краснов разглядел также фотографии, на которых были изображены мать и отец Волкова, старший брат Константин с женой и детьми. В прозрачной рамке стояла фотография Александры Генриховны. Рядом с ее фотографией, прислоненное к трехтомнику сочинений Лермонтова, располагалось изображение какого-то мужчины лет тридцати пяти, в берете, пьющего что-то темное из огромной стеклянной кружки. За его спиной возвышалась бочка с надписью КВАС. Рядом находилась фотография с берега Черного моря, точно такая же, что висела в комнате Александры Генриховны – Волков, Александра Генриховна и маленькая Василиса на фоне берега и волн. Не без интереса Николай снова увидел изображение того самого красивого молодого человека, который держал Александру Генриховну на руках. На этот раз на фото они стояли вдвоем с Волковым, раздетые, в одних плавках на берегу Ладожского озера. На фото им было лет по пятнадцать, не больше.
Краснов подошел к письменному столу, сел на стул, включил настольную лампу. Комнату залил нежно зеленый приглушенный свет. Николай снова бросил взгляд на стопки книг и альбомов. Глаз опять остановится на «Братьях Карамазовых». Ниже он разглядел «Бесов», «Преступление и наказание». Почему Волков сложил эти книги на столе? Намеревался перечитать… или использовать какие-то цитаты в своих произведениях?.. Возможно, после «Семи сувениров» он хотел начать какой-то другой роман… Все это осталось позади. Все это было скрыто от исследователей в далекой, зыбкой неизвестности… Волкова нашли в этой квартире, в гостиной около дивана, спустя два дня после того, как с ним случился сердечный приступ. Он лежал здесь мертвым… а никто об этом знать не знал… Два дня ему никто не звонил… Два дня никто не интересовался его судьбой…
Чем глубже пробирался Краснов в это дело, тем больше неразрешимых вопросов возникало перед ним. Тем сильнее он запутывался. Но одновременно с каждым часом ему становилось все интереснее. Он все сильнее ощущал, что находился на грани – между провалом и успехом. Так было заманчиво вытащить все эти тайны из темноты глубин. Так было азартно открыть миру истинный портрет писателя. Он уже не мог остановиться…
Недалеко от стола, в правом углу кабинета, Краснов разглядел телевизор, а под ним – старый японский видеомагнитофон. На полочках под телевизором было множество видеокассет. Краснов подошел, сел на корточки и стал перебирать кассеты одну за другой. Здесь были в основном фильмы 1980-х, клипы групп Ленинградского рок-клуба, бесконечные интервью с самыми знаменитыми личностями того же периода. Николай потянулся к телевизору и нажал на кнопку «вкл/выкл». Затем он заметил, что в сам видеомагнитофон была вставлена кассета. Он тут же включил старый аппарат. На экране вспыхнуло изображение какой-то комнаты. По стенам были развешаны старые игрушки – куклы, медведи. Все они были либо проткнуты ножами, либо повешены словно висельники. Потом появился какой-то человек с простреленной головой. Что он говорит, было не слышно. Потом он потянул за провод, и раздался звук. Полилась какая-то мертвая, черная музыка. На экране появился лес, все было покрыто снегом. По лесу носились какие-то безликие люди. Они били, таскали за руки и за ноги какого-то типа, которого за кадром называли «лжетуристом». Весь недолгий фильм обезумевшая толпа каких-то сумасшедших носилась по лесу без всякой цели, по сути, не понимая, куда именно бежит. Одна группа безумцев сливалась с другой. Одни становились другими. То и дело из группы выделялись отдельные фигуры, изображавшие индивидуальности, но тут же их поглощала толпа, превращая в месиво, в безликие объекты. Лжеиндивидуальность соединялась с толпой. И так – до бесконечности. Точнее – без определенного конца. На пустой коробочке от кассеты Краснов разглядел название фильмов – «Лесоруб» и «Санитары-оборотни». Это была кассета с короткометражками Юфита. На последнем коротком кадре Краснов разглядел мертвого, забрызганного кровью моряка, а потом огромный белый лайнер плыл по морю, покачиваясь на неспокойных волнах. Краснов подошел к телевизору и выключил его. В сердце при этом что-то сильно щелкнуло и сжалось. Перед глазами возникло лицо Вити Некрасова. Лес, снег, кровь.