Сворачиваем с аллеи на мощеную тропинку к конюшне.
Бал в полном разгаре, а на конюшенном дворе тишина. Усталые грумы греются у жаровен, ждут прибытия последних гостей. Памятуя, что Даниель подкупил многих слуг, увожу Анну в тень, к выгулу, и по узкой тропе мы идем к озеру. Вдали, между деревьями, мерцает слабый огонек. Подкрадываюсь поближе, вижу, что это керосиновая лампа Даниеля, догорающая в грязи.
Всматриваюсь в темноту, замечаю Даниеля, который топит в озере Дональда Дэвиса, а тот сопротивляется, но безуспешно.
Анна хватает камень с земли, делает шаг к ним, но я ее останавливаю.
– Скажите ему… Утро, двенадцать минут восьмого, – хриплю я, буравя ее взглядом, надеясь, что она поймет важность невысказанного сообщения.
Она бросается к Даниелю, замахиваясь камнем на бегу.
Я отворачиваюсь, поднимаю с земли керосиновую лампу, осторожно раздуваю слабый огонек. Не хочу быть свидетелем очередной смерти, пусть даже и заслуженной. Чумной Лекарь утверждает, что Блэкхит существует, чтобы перевоспитать нас, но решетки не делают человека лучше, а невзгоды и страдания лишают его последних крупиц доброты. Блэкхит отнимает у нас надежду, а без надежды нет смысла ни в любви, ни в сочувствии, ни в участии. Возможно, Блэкхит создавали с лучшими намерениями, но он пробуждает в нас чудовищ, и я больше не хочу идти у него на поводу.
Поднимаю лампу повыше, направляясь к лодочному домику. Весь день я искал Хелену Хардкасл, полагая, что она замешана во всех сегодняшних происшествиях. Странно думать, что, в общем-то, я прав, хотя и не подозревал, в чем это выражается.
Как бы то ни было, все произошло именно из-за нее.
Лодочный домик, точнее, сарайчик на прогнивших сваях у пристани от старости завалился на правый бок. Дверь заперта, но трухлявое дерево крошится у меня под пальцами. Ее можно распахнуть одним толчком, однако я медлю. Рука дрожит, лампа раскачивается. Меня останавливает не страх. Сердце Голда цепенеет в ожидании. Сейчас я обнаружу то, что так долго искал, и тогда все будет кончено.
Мы обретем свободу.
С глубоким вздохом я толкаю дверь. Из лодочного домика вырывается стайка летучих мышей. Они возмущенно пищат. У пристани покачиваются две дырявые лодки, но только одна накрыта заплесневелым одеялом.
Я встаю на колени, откидываю одеяло. Под ним – бледное лицо Хелены Хардкасл. Глаза открыты, белесые радужки удивленно взирают на меня, будто смерть явилась с букетом в руках.
– Потому что история повторяется, – бормочу я.
– Айден? – кричит Анна. В ее голосе слышится страх.
Хочу ответить, но пересохшее горло не издает ни звука. Выхожу под дождь, запрокидываю голову, ловлю ртом холодные капли.
– Я здесь, в лодочном домике.
Возвращаюсь, при свете лампы разглядываю труп Хелены. Под расстегнутым длинным плащом коричневый шерстяной костюм – жакет и юбка – и белая блузка. На дне лодки валяется шляпа. Горло Хелены перерезано, кровь уже свернулась.
По-моему, Хелену Хардкасл убили еще утром.