Аннели, пребывая в хмельном тумане, легла на кровать, продолжая дрожать под влиянием коктейля, состоявшего из возбуждения и адреналина, которым пропитало ее убийство Мишель в Северо-Западном квартале. Это было совершенно новое ощущение для такой правильной «девочки», которая вот уже почти пятьдесят лет будто сидела за первой партой в интернате для благородных девиц и ни разу никого не обидела ни словом, ни делом. Откуда ей было знать, как здорово чувствовать себя властителем чужих жизней? Это было сродни ощущению, возникающему в момент спонтанного секса, на который никто не рассчитывал. Словно настойчивые прикосновения смелых рук возбуждали тело и пробуждали желание делать то, что прежде казалось недопустимым. Однажды в кинотеатре Аннели не стала сопротивляться, когда мужчина, сидевший рядом, вдруг положил руку ей на бедро. Она предоставила ему свободу делать все, что он хотел, – и сидела, впитывая в себя объятия с экрана, которые так никогда и не стали частью ее жизни. И состояние, в которое он погрузил ее, запустив руку в ее плоть – тогда она позволила себе лишь тихо вскрикнуть от высвободившейся сексуальной энергии, – было очень похоже на то, что Аннели испытывала сейчас, лежа на собственной постели и лаская себя; тело то расслаблялось, то напрягалось, реагируя на непостижимую мысль о том, что она убила человека.
Мишель Хансен оказалась очень легкой добычей, в точности как и рассчитывала Аннели. Девчонка ступила на проезжую часть, чтобы перейти дорогу наискосок, даже толком не осмотревшись по сторонам, и наивно попыталась защитить себя рукой, причем в тот момент, когда это было уже бесполезно.
Аннели представляла себе, что она будет нервничать в предвкушении запланированного действа. Что у нее заболит живот, и сердце забьется в диком ритме, но вплоть до того момента, как она надавила на педаль газа, никакой подобной реакции со стороны своего организма не почувствовала. Мощный десятисекундный выброс адреналина – и всё позади.
Возможно, Аннели ожидала, что ощутит столкновение несколько иначе, но глухой звук в момент удара совсем невозможно было соотнести с тем, как тело Мишель Хансен отлетало назад и падало головой на тротуарные плитки.
Непосредственно перед моментом столкновения их взгляды встретились на десятую долю секунды, и именно это принесло наибольшее удовлетворение. То, что девушка с последним глотком воздуха осознала: ее заранее выбрали жертвой. Как осознала и то, что водитель машины знаком ей и что она получила по заслугам.
Небольшой «Пежо», который угнала Аннели, оказался удивительно удобным и легким в управлении, и она решила, что если надумает избавиться от очередной жертвы уже в выходные, то непременно снова воспользуется этим автомобилем.
Ясно представив себе объятое ужасом лицо Мишель Хансен, Аннели забыла про болезнь, боль и страх. Она с силой вжалась в подушку. Возможно, на самом деле это знак, данный свыше: последний взгляд тупой девчонки наделяет человека поистине внеземным наслаждением. Да, быть может, судьба и впрямь избирает себе жертв на роль исполнителей такого взаимовыгодного искупления. Одну – чтобы уйти из жизни, другую – чтобы помочь первой осуществить свою миссию.
Аннели проснулась хорошо отдохнувшей; голова ее была занята грядущим планом действий. Уже через сутки она избавит мир от еще одного никчемного существа. Ах, какое же это потрясающее чувство! Конечно, она прекрасно понимала, что в общепринятом смысле это неправильно. Самоуправство, не говоря уже об убийстве, стояло вне закона. Но если подумать о многих тысячах часов, в течение которых эти подлые девицы дурачили ее саму и всю систему в целом, разве не пора наконец кому-то взять на себя ответственность за их устранение ради всеобщего блага? А если подумать о скорости падения нравов в современной Дании, то множество вещей следовало бы осудить еще жестче, чем ее небольшую месть. Политики ведут себя по-свински и навязывают обществу поспешные решения и безумные идеологии, характерные для диктатур. И что, черт возьми, значат два ничтожных убийства в сравнении с самодискредитацией власти в масштабах целой нации?
Аннели сидела на своей маленькой кухне с жуткими дверцами шкафов, обклеенными пленкой, и потихоньку встраивала в собственное глубоко индивидуальное представление о мире это новое ощущение праведного гнева и стремление к эпохальной активности. Здесь, в этой убогой каморке, она возомнила себя действующей от лица исполнительной власти мирового масштаба, и никто не мог ей перечить.
Аннели намеревалась отпраздновать новость о гибели Мишель, которая вот-вот появится в СМИ, и как следует порадовать себя. Купить шмотки, которые раньше не позволяла себе приобрести, побаловать себя чем-нибудь вкусненьким. И лишь затем продумать детали своей следующей «карательной экспедиции».
Однако, когда она включила телетекст и отыскала нужный сюжет, ее словно пырнули кинжалом в сердце, и ощущение счастья вмиг улетучилось.
«Молодая женщина, сбитая на северо-западе Копенгагена водителем, скрывшимся с места преступления, чудом выжила», – гласила строка на экране.
Аннели окаменела. Она снова и снова перечитывала новость, прежде чем пришла в себя, а затем лихорадочными движениями прокрутила текст вниз.
Имя жертвы не называлось по понятным причинам, но не оставалось ни единого сомнения, что это была Мишель Хансен.
В отчаянии Аннели перечитывала текст опять и опять, надеясь отыскать что-нибудь про «крайне тяжелое состояние» пострадавшей, но ничего такого не обнаружила. Она была шокирована. Едва могла дышать.
Затем в глазах у нее потемнело, и она рухнула на кухонный пол.
Когда Аннели очнулась и с трудом отползла в угол кухни к холодильнику, ее одолела целая череда неприятных вопросов. Итак, вправду ли Мишель Хансен видела ее лицо? Но как она могла успеть что-то увидеть сквозь такое грязное лобовое стекло? Тем более что речь шла о какой-то доле секунды. И если она все-таки узнала ее, что же это означало? Аннели прекрасно понимала, что женщин средних лет, схожих с нею чертами лица, в городе пруд пруди. Так что она запросто может откреститься. Сослаться на то, что девушка фантазирует или совершенно сознательно наговаривает на нее, так как питает к ней ненависть. Что она просто-напросто паразитирует на обществе и таким недостойным способом пытается мстить Аннели, так как та усложняет ей жизнь.
Аннели убедила себя в том, что больше никто не мог ее заметить. Улица была абсолютно пустой, и, хотя кто-то и мог наблюдать за происходящим из окна, едва ли эти свидетели сумели бы идентифицировать ее.
Задумавшись, она пододвинула к себе бутылку красного вина и открутила крышку. А что, если кто-то успел разглядеть регистрационный номер машины? От этой мысли у нее даже дрогнула рука, когда она наливала себе вино. Ведь в таком случае полиция уже вовсю разыскивает этот автомобиль.