Аннели собрала в пакет термос, крошки от крекеров и несколько использованных салфеток, стряхнула с сиденья пару волосков и захлопнула дверцу. Совсем скоро она отправится в очередной рейд – и тогда уж точно позаботится о том, чтобы жертва вовремя обернулась.

Даже если придется воспользоваться звуковым сигналом.

Отделение лучевой терапии рядом с главным входом в Королевскую больницу совершенно затерялось в лабиринте бытовок; тут велась бурная строительная деятельность. Аннели прошла по указателям до входа 39 и спустилась на несколько этажей под землю, размышляя об опасности облучения и о бункерах шестидесятых годов, призванных выдержать ядерную атаку. «Успокойся, Аннели, тебе хотят только добра», – успокаивала она сама себя, входя в зал ожидания невероятного размера, вмещавший информационную стойку, аквариум, несколько диванов и телевизор с плоским экраном. Поток солнечного света лился в помещение сквозь длинную световую шахту в потолке, создавая условия для роста множества живых растений в горшках. Этим ранним утром понедельника здесь собрались пациенты, ожидающие своей очереди на сеанс лучевой терапии, и, несмотря на столь печальный повод, объединивший собравшихся, в помещении царила расслабленная, а отнюдь не гнетущая атмосфера. Тут сидели товарищи по несчастью. На определенный участок тела каждого из них были нанесены микроскопические точки, чтобы медсестры и врачи могли сразу сориентироваться, куда подключать оборудование. Каждый спускался сюда, как и Анетта, пять дней в неделю в течение последующих четырех-пяти недель, чтобы дать шанс жизни победить.

Если, вопреки ожиданиям, окажется, что ни лучевая, ни химиотерапия не справятся с болезнью, Аннели придется форсировать запланированные убийства. По здравым оценкам, она может уничтожить несколько десятков этих женщин, если постарается как следует. А если полиция подберется к ней слишком близко, то вполне можно будет убивать по несколько кандидаток в день, ведь это проще простого. А прикончит она одну девку или сорок – в стране, где высшей мерой наказания является пожизненное заключение, разницы нет никакой. Ведь она не раз видела по телевизору, как замечательно живут в психиатрических лечебницах преступники, которых нельзя выпускать обратно в общество. И если это самое страшное, то она готова и к этому…

Аннели улыбнулась про себя, когда ее вызвали в кабинет, и продолжала улыбаться, сидя через час на своем рабочем месте и консультируя клиентов.

После пары не особо успешных консультаций наконец настала очередь Ясмин Йоргенсен.

«Ну, погоди у меня», – с восторгом подумала Аннели, когда мерзавка села перед ней и уже через несколько секунд отвернулась к окну, демонстрируя тотальное безразличие к происходящему, хотя на повестке дня стояла ее судьба.

Скоро она узнает, что думает о такой безучастности Аннели.

На протяжении вот уже нескольких лет Ясмин Йоргенсен удавалось отвертеться от серьезного разговора благодаря своим беременностям, связанному с ними недомоганию и декретному отпуску; так и продолжала она отлынивать от работы.

Теперь ее отправили к психологу, и, если ей не предложат лечение более радикальными превентивными методами, будет созвано специальное совещание, чтобы решить, что с ней делать дальше.

Все-таки Аннели и представить себе не могла, что все зайдет настолько далеко. В любом случае спустя пару месяцев Ясмин Йоргенсен будет лежать в могиле – неважно, беременная или нет.

В течение следующих нескольких минут Аннели обозначила рамки их последующего сотрудничества, рассказала про технологию поиска работы, про настрой на нужный лад, про управление собственным бюджетом. Как и ожидалось, Ясмин ни на секунду не оторвала взгляд от окна. Конечно, такое поведение являлось провокационным, но оно укрепило уверенность Аннели в том, что она, Аннели, борется за правое дело.

Аннели подтолкнула лист бумаги через стол, чтобы дать возможность этой попрыгунье-стрекозе подробнее ознакомиться с информацией, которую только что пытались до нее донести, и вдруг девушка повернулась к ней лицом.

Для такой молодой женщины, которая независимо от ситуации старалась предстать в наиболее выгодном для себя свете, выражение лица внезапно оказалось слишком холодным и малопривлекательным. Сквозь толстый слой подводки для глаз, тонального крема и помады на примитивной кукольной мордашке просматривались кое-какие черты, которых Аннели не замечала прежде. Готовая выплеснуться на нее агрессивная строптивость. Проблеск железной силы воли, которая на этот раз не ограничивалась отстаиванием привычного права получить деньги при упорном нежелании хоть как-то их заработать.

– Вы слышали, что Мишель Хансен справилась? – внезапно спросила она.

Выражение лица Ясмин Йоргенсен ничуть не изменилось. С ледяной ненавистью во взгляде она продолжала смотреть на Аннели, которая рефлекторно вздрогнула – слава богу, почти незаметно. Однако внутри у нее разыгрался настоящий шторм. Мысли хаотично роились в голове, предлагая всевозможные оборонительные маневры; внешне же проявлялись лишь сдержанность и отсутствие понимания, о чем идет речь.

Что, черт возьми, известно этой тупой сучке?

– Мишель Хансен? – переспросила Аннели, чуть помедлив. – А что с ней случилось? Ты с ней знакома? – удивилась она, будто была не в курсе их общения. Да-да, три пустышки сидели тогда в зале ожидания и сплетничали о ней… Такое не забывается.

Они сидели и смотрели друг на друга: Аннели – слегка приподняв брови, Ясмин – глядя исподлобья, как пес, который вот-вот оскалится и покажет клыки, готовые вонзиться противнику в глотку.

«Она предоставляет инициативу тебе, так что подумай хорошенько, Аннели!» – приказала она сама себе.