— Поэтому у тебя их и нету, да, тётя? — елейным тоном спросила Агустина, чуть кривя рот, чтобы не рассмеяться.

— Не называй меня тётей! — вскинулась Вирхиния. — От этого я чувствую себя ещё старше и вспоминаю о своём одиночестве.

— Зато ты свободна, — Агус раскинула руки, будто взлетая. — Я пока не думаю о парнях. У нас в группе все парни на одно лицо. Скучные, тупые, как приматы, и взглянуть не на кого.

— В твоём возрасте я тоже так думала, — посетовала Вирхиния, отбрасывая окурок в урну. — Свобода, карьера, путешествия и бла-бла-бла. А теперь, когда я нахожусь на границе со старостью, я понимаю, что была дурой. Давно уже должна была стать мамочкой. Я же с детства об этом мечтала, но откладывала, откладывала… Так что послушайся совета, потом спасибо скажешь: не тяни время. Ликвидируй подружку, найди парня и бегом в роддом, пока не поздно. А то будешь, как я, метаться в надежде успеть в последний вагон. А в мужчинах ум не главное, запомни это, девочка. Главное — материальная обеспеченность и здоровые гены!

— Какая чушь! — отмахнулась Агустина. — Сэси классная, мы дружим с детства. Я не буду отказываться от дружбы ради мальчишек. А становиться матерью мне ещё рано. Я хочу стать художником, объездить весь мир, организовывать выставки своих картин… — она мечтательно закрыла глаза.

— Так и останешься со своими картинками. Посмотрим, как ты запоёшь, когда тебе стукнет тридцать, и ты покроешься морщинами и целлюлитом.

— Нашей директрисе сеньоре Беатрис сорок четыре. У неё нет ни целлюлита, ни морщин. Она сама водит машину, ходит в спортзал и вообще она пример для меня. Я хочу в сорок быть такой же. Кстати, у неё нет ни мужа, ни детей. Морщины — это нервы, а нервы нам портят парни и дети, — добила тётку Агустина.

— Ясное дело, директриса ваша бесплодна и понаделала кучу пластики, — уверенно озвучила диагноз Вирхиния. — Ненавижу людей, которые живут в несоответствии с возрастом! В сорок четыре уже на глаза нельзя людям показываться, а она по спортзалам расхаживает. Прям как мама! Это же ужас! — и Вирхиния отвернулась. Агус тайком показала ей язык.

Пока Вирхиния и Агустина обсуждали столь глобальные вопросы, Фэр связалась по рации с комиссаром Гальяно. Оказалось, он, загримированный под респектабельного джентльмена, уже занял наблюдательный пост в «Угартэ», а другие полицейские, которыми командовал Берни, сидели в кустах неподалёку.

— Ну где же Сэси? — волновалась Агустина, переминаясь с ноги на ногу. — Я сто раз ей звонила и спрашивала, не забыла ли она, что мы идём в клуб. Но она, похоже, забыла. Она вечно всё забывает, как и сеньора Эрика. Прикиньте, мы с ней договорились, что я с утра сдам чертежи. И я, как последняя дура, припёрлась в школу в выходной день, чтобы постоять у закрытой двери. Она так и не явилась. А потом ведь скажет, что я ничего не сдала. Чтоб она села на своего скорпиона!

— А родители Сэси разрешили ей с нами идти? — спросила Фэр.

— А их никто и не спрашивал. Они уехали на уикенд в Мар дель Плата, — хихикнула Агустина. — И Сэси дома одна. Но они бы её отпустили. У Сэси нормальные родители.

Вирхиния бешено вращала глазами, смоля сигарету за сигаретой, пока Агустина набирала номер подруги. Не дозвонилась. Но и пяти минут не прошло, как из-за угла вырулило такси. Из него выбралась юная девушка. Её подстриженные под каре русые волосы были закручены в кудряшки, бедра прикрывала чёрная мини-юбка, а грудь — фиолетовый, расшитый пайетками и стразами топ.

Но Сэси приехала не одна — её сопровождал молодой человек. Высокий, с копной кудрей, в широких штанах на одной подтяжке, он напоминал безумного поэта. А на фоне гламурной Сэси выглядел странновато.

— Приветик всем! — радостно воскликнула Сэси, кидаясь в объятия подруги. — Простите, что задержалась. Тут ко мне Фред зашёл, а я уже выходила, ну я и позвала его с нами. Ничего же страшного? — спросила она у Фернанды. Голосок у Сэси был звонкий и сама она напоминала маленькую юркую птичку.

— Конечно, ничего страшного. Наоборот, это замечательно! Чем больше народу, тем лучше. Здравствуй, Фреди, — Фэр пожала парню руку.

Тот порозовел от смущения. Черты лица у него были правильные, фигура спортивная и, если бы своей застенчивостью он не напоминал девушку-пансионерку, то прослыл бы главным красавцем всей Школы изящных искусств (он учился с Агустиной и Сэси на одном курсе).

Фэр юношу знала хорошо — Фред был частым гостем в их доме. Мальчик скромный, но милый. И родители у него — люди интеллигентные; отец торгует антиквариатом, а мать организовывает выставки именитых художников и скульпторов.

Фернанде Фред нравился, и сегодня он подвернулся кстати. Хорошо, что она взяла у комиссара пару запасных приглашений.

— Фреди, — мягко сказала Фэр, — у меня к тебе просьба. Ты — единственный мужчина среди нас. А значит, самый смелый. Будешь весь вечер опекать девочек. Я тебе доверяю, имей ввиду, — она лукаво ему подмигнула.