Глава 10

Первый раз за всё это время я увидела, как дрогнуло её лицо.

— Ладно, отобьюсь. Не в первой, поди. — Марлен поджала губы, сдерживая подступающие слёзы, и со вздохом пошла выполнять мою просьбу.

Я её честно зауважала. Совесть грызла за то, что подставляю хорошего человека под хозяйский гнев, но находиться в таком свинстве было невмоготу.

Первые страх и растерянность, притуплявшие восприятие бытовых моментов, схлынули. На их место пришло физическое ощущение себя в этом месте. И для меня, щепетильной в вопросах чистоты и благоустройства личного пространства, это было ужасно. Тело начинало отчаянно зудеться во всех местах, от запахов тошнило, я сама себе сейчас была противна. В таких условиях вряд ли возможно было бы уснуть.

В общем, с грехом пополам, стараясь производить как можно меньше шума, мы (ну как мы… в основном, конечно, Марлен) навели приемлемые, максимально возможные санитарные условия.

Принесённые ею простыни тоже были не ахти какие — сыроватые и самую малость отдавали… ну вот этой, собственно, сыростью, но этот запах я вдыхала уже почти с удовольствием. С облегчением — это точно. Да уж, всё познаётся в сравнении.

Вопросов было много, но задавать их я не спешила. Во-первых, понемногу всё само собой начинало проясняться. Во-вторых, я очень надеялась на то, что «нянюшка» — это не единственное, что достанется мне от воспоминаний девочки.

В тазу с водой, принесённом Марлен, я попыталась было разглядеть отражение. Но пышечка без конца полоскала в нём тряпку (не забывая комментировать свои действия и ситуацию в целом), и в водной ряби разгляделись только ярко-голубые глаза и очертания тонкого лица.

Ещё у меня были ужасного цвета волосы. Правда, густые и длинные. Тем сложнее и больнее оказалось их разобрать. Оттенок называется — «никакой». С этим потом тоже придётся что-то делать.

В эту ночь я спала спокойно. Нервная система, видимо, слишком устала от потрясений и скомандовала всему организму отключиться, что я и сделала.

Утром меня разбудил аромат традиционного уже бульона с плавающими в нём обещанными нитками вбитого яйца.

— Э-эх, детка, тяжёлые времена настали. Пока старый барон(!) жив был, так и дом был — полная чаша, — приговаривала моя нянька, ловко потчуя меня своим бурдомесом, — и мясо каждый день, а по праздникам — так вообще стол — горой. И приёмы всякие, и веселье.