В этом имелся определенный смысл, решил Лэнг. Дон писал книгу о каком-то давно умершем нацисте. Но почему кто-то стал бы убивать из-за каких снимков, да еще таких старых? Они ведь больше всего похожи на фотографии, какие делает едва ли не любой турист, чтобы послать домой, на память своим родным…

Лэнг выключил компьютер и направился обратно в номер.

Герт смотрела по телевизору какой-то фильм — скорее всего, немецкую «мыльную оперу». Мужчина с бакенбардами, каким позавидовал бы сам Элвис Пресли, кричал на рыдающую женщину. Лэнг впервые увидел Герт перед телевизором.

— Я и не знал, что ты владеешь испанским, — сказал он.

— Я им не владею, но такие фильмы ничем не отличаются один от другого.

Вероятно, она все же смотрела телевизор чаще и больше, чем хотела в этом признаться.

Лэнг положил конверт с диском на стол.

— Ну как, есть успехи? Я имею в виду нашего друга.

Герт прицелилась пультом и выключила телевизор.

— Успехи? Нет. А информацию я получила. Этот человек — мелкий преступник, сидел в тюрьме за вырванные сумочки, карманные кражи и тому подобное. Около месяца как вышел.

— А сотовый телефон?

— Украден у кого-то.

В число не столь уж многих общих черт между Испанией и Соединенными Штатами, бесспорно, входила и низкая эффективность тюремного заключения как средства исправления преступников.

Лэнг сел на кровать.

— В Европе всякая шпана не может позволить себе иметь автомобили. Если эта парочка не угнала ту машину, в которой мы их видели, значит, кто-то нанял их, чтобы следить за нами. Или для чего-нибудь похуже.

— Или нас просто хотели отпугнуть.

Такой возможности Лэнг не принял во внимание.

— От чего?

Герт поглядела на свою сумку, думая, несомненно, о том, большие ли неприятности ждут ее, если она закурит еще одну сигарету.

— От того, чем мы, по их мнению, занимаемся. Но не исключено, о наших занятиях они вовсе не думали, а лишь пытались сделать так, чтобы мы не задерживались здесь и не слишком старательно рылись в бумагах твоего друга.