— Спокойной ночи.

Галицара развернулся и побрёл прочь, к своему спальнику. Ни разу не обернулся по дороге и потому не увидел, как Три Пореза стиснул зубы — чтобы не вскрикнуть и даже не застонать, — запустил руку в костёр и выхватил из огня маленькую книгу в чёрном кожаном переплёте.

— Что скажешь теперь? — негромко спросил Агроном, привычно разваливаясь в потёртом, но необычайно удобном кресле. Поскольку официальная часть дня завершилась, «мирная» и «военная» головы Остополя решили сбросить напряжение алкоголем, и Кочерга выставил бутылку каменки — крепкого самогона, настоянного на булыжниках, густо обросших пахучей и безобидной чёрной капустой. Каменка считалась фирменным пойлом Заовражья и славилась далеко за его пределами.

— Что я скажу о деле?

— Да.

— Хочу напомнить, что я — судья, и твой интерес может не понравиться адвокату подсудимого, — хихикнул Захаров. — Твоё здоровье!

— Твоё!

Мужчины залпом врезали по стопке, крякнули, вытерли губы, закусили копчёным кроликом, снова вытерли губы, после чего Агроном вернулся к теме:

— И всё-таки?

— Не знаю.

— Врёшь.

— Нет. — Степан покачал головой. — Я действительно пребываю в затруднении. Я привык думать, что Зандр — это воцарившийся на Земле ад, плата за грехи, за гордыню и всесокрушающую глупость…

— И даже наш с тобой пример не отвлекал тебя от этой мысли? — притворно изумился Андрюха, расстёгивая верхнюю пуговицу комбинезона.

— В любом правиле есть исключения.

— А в аду — герои?

— Мы — праведники, оказавшиеся здесь случайно, — уточнил Кочерга. — Мы с тобой не заслужили окружающей дряни.

— Ладно, о нас поплачем позже, — хмыкнул Андрюха. — К чему ты вообще завел разговор о Зандре? Какое он имеет отношение к суду?

— Поговорив с Флегетоном, я увидел, что в Зандре есть место раскаянию и перерождению. Это настолько странно, что даже не верится, но… Я хочу верить. Я хочу, чтобы ты оказался прав. Я хочу, чтобы Флегетон оказался апостолом… — Кочерга наполнил стопки и закончил: — Хотя он, без сомнения, заслуживает смерти.

— Заслуживает, — согласился Агроном. — Но в этом суть.

— Я понимаю, что каяться должен именно подонок, — поморщился Захаров. — И это же меня смущает: что подонок раскаялся.