— Святилище было осквернено, — заметил Абати. — И вовсе не парочкой грабителей могил.
Торкья поднял с пола еще какие-то осколки — кажется, сосуда для церемониальных возлияний.
— Это все Константин натворил.
Самому ему все было ясно и понятно. Место, в которое они сейчас попали, было средоточием идей и верований, ставших потом предвестником и своего рода планом действий для всего, что произошло позже — от крестовых походов до войны в Югославии, от уничтожения христиан христианами при взятии Константинополя в 1204 году до уничтожения христианами ацтеков с благословения священников, которые наблюдали за этим и ни во что не вмешивались. Тогда, через несколько часов после взятия Рима войсками императора Константина, меч христианства взалкал крови другой, противной ему религии, но не на поле битвы, а здесь, в святая святых. Это произошло 28 октября 312 года от Рождества Христова, и весь ход истории оказался изменен: здесь, в этом подземелье, всего через несколько часов после битвы у Мульвийского моста[18] угнетаемые превратились в угнетателей и бросились жестоко и яростно мстить за все то, что было прежде.
Абати рассмеялся.
— Ну, точно ты все равно не знаешь. Может, это случилось раньше. Однако…
Диггер явно был поражен, даже потрясен тем, что увидел. И это обрадовало Торкью.
— Все произошло в тот самый день, когда Константин вступил в Рим. Или, может, на следующий день. Другого объяснения нет. Я сейчас тебе покажу…
Вдохновитель вылазки повел Абати к низкой двери в стене слева. В руке он держал самый большой фонарь. Лудо был очень рад, что пришел сегодня с группой — когда явился сюда в первый раз, один, открытие потрясло его до глубины души.
— Иди первым. — Он пропустил вперед Абати, а потом и всех остальных и направил свет на то, что лежало теперь перед ними: груду человеческих костей — ребер и черепов, раздробленных рук и ног, словно выброшенные на помойку реквизиты античного фильма ужасов, сваленные в кучу, когда в них отпала нужда.
— Господи помилуй! — простонал Абати.
Ла Марка, стоявший позади, вновь завыл от страха.
— А это что за чертовщина? — спросил Дино.
— Тут они их перебили, — объяснил Торкья лишенным эмоций голосом. — Смотри, если нравится. Их тут, наверное, больше сотни, а может, намного больше. Я не специалист, но мне кажется, это по большей части мужчины, хотя, может, есть и дети. Бедняг, вероятно, сначала раздели догола, а потом убили.
Лудо осветил дальний угол.
— Погляди сюда — тут была сложена их одежда, видишь? Я не обнаружил здесь ни оружия, ни солдатских доспехов. Они не собирались драться, все уже было кончено. Их заставили раздеться догола. А потом убили. Видишь на костях следы ударов мечей? Нагнись поближе. Это было массовое убийство. Резня.
Парень из Неаполя трясся, снедаемый одновременно страхом и любопытством. Ла Марка любит насилие, понял Торкья, но только если смотреть на него с безопасного расстояния.
— Не желаю больше это видеть, — пробормотал Тони и, несколько потерянный, отступил назад, в основное помещение святилища.
Абати чувствовал себя точно так же. Бросив на раскиданные по каменному полу кости последний взгляд, он тоже вышел.
— Профессор Браманте про это знает? — спросил диггер, когда все вернулись к алтарю. — И никому ничего не сообщил?