Она частенько заводила речь о ближайшем будущем и о более дальних перспективах, о том, как может сложиться ее жизнь без Чарльза. И порой казалось, забывала отвести место в этом будущем для меня. Я считала своим долгом напомнить ей о себе.
– Я могла бы пожить с тобой какое-то время, – предложила я.
– О, это очень мило с твоей стороны, – отозвалась она. – Но, думаю, это излишне.
– Я могу каждый день к тебе заходить, – не сдавалась я. – Буду помогать тебе по возможности.
– Конечно, – сказала она. – Хотя, наверное, в первые несколько недель нам будут нужны тишина и покой.
Я была совершенно уверена, что Марни передумает. Когда-то я тоже планировала завести детей и не сомневалась, что семейная жизнь по-прежнему будет для Марни важнее всего прочего. Я представляла, как мы будем вместе ходить в кафе, гулять в парке с коляской, передавать ребенка друг другу. Я была совершенно уверена, что буду нужна ей. Ведь все вокруг только и твердят о том, как тяжело с новорожденными, что ребенку необходимы свежий воздух и деревенские продукты, что без поддержки родных и близких в этот период не обойтись…
Мне не приходило в голову, что я могу быть не слишком подходящей подругой для этого нового этапа ее жизни.
На работе дел было невпроворот. Я набрала пятерых новых сотрудников: двух женщин и троих мужчин. Бизнес стремительно рос – с каждой неделей заказов становилось все больше и больше, все новые и новые продавцы переходили на нашу платформу, и все постоянно пребывали в панике, поскольку наши системы, наш штат и наша структура оказались не готовы к такому резкому увеличению нагрузки.
Я сидела во главе стола в отделе клиентской поддержки. Мой стол именовался «Зейди». По всей видимости, женские имена заставляли окружающих чувствовать себя более комфортно, более расслабленно, поэтому все рабочие места в здании, от погрузочных площадок до офисов на девятом этаже, именовались в женском роде. Что интересно, «Джейн» среди них не встречалось. Думаю, директор предпочитал более игривые, более женственные варианты, имена, которые оканчивались на «и».
Мои новые сотрудники сидели на скамьях по обе стороны от «Зейди». Женщинам было за пятьдесят, обе недавно развелись и отчаянно нуждались в регулярном заработке. Двое пареньков, вчерашние выпускники, рассчитывали по-быстрому срубить деньжат, чтобы потом путешествовать: ходить под парусом, заниматься сёрфингом, нырять с аквалангом, кататься на лыжах и охмурять наивных восемнадцатилетних девушек, решивших перед поступлением в университет посмотреть мир. Третьему мужчине было сорок с небольшим. Его звали Питер. Он десять с лишним лет проработал в банке, получая шестизначную зарплату и соответствующие премии, пока в один далеко не прекрасный день его не прихватило на службе. Два года назад Питер, как обычно, сидел за столом в своем просторном кабинете в здании из красного кирпича, расположенном в деловой части города, и внезапно у него началось сердцебиение. Сердце колотилось все быстрее и быстрее, словно готово было разорваться в груди, оно бухало о ребра, сбиваясь с ритма. Питеру казалось, что легкие его наполняются водой, глаза готовы были выскочить из орбит. Он схватился за грудь, дыхание у него стало поверхностным, и в конце концов он потерял сознание.
После череды анализов, тестов и сканов ему сообщили, что он абсолютно здоров, не к чему придраться, хоть завтра в космос. Он вернулся на работу, и в тот же день сердце у него взорвалось снова. Ровно то же самое повторилось и назавтра. И на следующий день. Так продолжалось, пока Питер не прекратил ходить на работу и не засел дома. Его врач диагностировал у него стресс и отправил на больничный. «Как будто это было какое-то заболевание, – сказал Питер на собеседовании, – а не состояние психики». После этого панические атаки прекратились. Зато началась тяжелая, затяжная депрессия.
Питер был обезоруживающе честен и рассказал, что месяцы больничного растянулись на год и наконец он нашел в себе мужество обратиться к психотерапевту. Двенадцать сеансов проходили в тесном кабинетике небольшого пригородного дома. Пациент изо всех сил пытался сосредоточиться на аляповатых обоях и нарисованных синих птицах, застывших в движении, или на скрипе кожаного стула под ним, или на тонких седых волосках над верхней губой дамы-психотерапевта, на ее длинных сережках, которые касались плеч. Но она перехитрила его, и он против воли принялся выкладывать ей правду о себе: тайны, десятилетиями хранившиеся под спудом, свое истинное отношение к миру, людям и жизни (открыл даже те мысли, которые можно было бы счесть предосудительными).
Меня сразу безотчетно потянуло к нему. Он обладал всеми необходимыми навыками, такими как умение разговаривать с клиентами и вводить данные в компьютер, и сказал, что хочет начать все заново с самых низов, опять совершить восхождение по карьерной лестнице, но на этот раз более постепенно. Меня до глубины души поразило то, что он не пытался ни на кого переложить ответственность за свои неудачи. И при этом был честен не только с самим собой, но и со мной, человеком абсолютно незнакомым, к тому же потенциальным работодателем. Для меня это было что-то немыслимое. Зачем ему понадобилось говорить правду?
Тогда еще я не могла предвидеть, что настанет момент, когда я буду исповедоваться перед тобой, честно рассказывая обо всем этом нагромождении лжи.
Из пятерых новичков Питер был моим любимым сотрудником. И самым толковым. Он обладал прирожденным талантом улаживать проблемы. Клиенты его любили. И компьютеры слушались, а это нередко представляло собой самую большую сложность. В его присутствии я чувствовала себя более счастливой, компетентной, успешной, энергичной и уверенной. Я была рада, что взяла его на работу.
В последний день марта – ровно через шесть недель после того, как мои новенькие приступили к работе, – я пришла в офис в самом начале девятого и, открыв рабочую почту, обнаружила там имейл от моего начальника, отправленный в половине седьмого утра. Меня вызывали в кабинет для важного и безотлагательного разговора.
Я вернулась к лифтам и втиснулась в кабинку с десятком других сотрудников в строгих деловых костюмах и пиджаках в тонкую полоску. Лифт двинулся вверх. Подошвы моих кроссовок скрипели на натертом полу. Когда на шестом, седьмом и восьмом этаже кто-то выходил, я ловила на себе взгляды, в которых явственно читался вопрос: что я вообще забыла на девятом этаже? Наверное, эти люди тоже полагали, что меня сейчас уволят.
Мой начальник занимал кабинет с роскошным видом на город, открывавшимся из панорамного окна, которое тянулось от одной стены до другой. Он сидел за столом. Развязанный галстук болтался у него на шее, под глазами темнели круги, смуглая кожа казалась землистой, как будто из него выкачали все жизненное тепло. Дверь была открыта, но я все равно постучалась пониже таблички с его именем. Дункан Брин. Директор службы по работе с клиентами.
Вздрогнув от неожиданности, он вскинул голову.
– Джейн, – произнес он, – входите. Присаживайтесь. Хотите чего-нибудь? Может, кофе?