– Я бы тебе не поверила.

Я выпрямилась, и несколько крошек слетело с салфетки на обивку дивана. Эмма потянулась и смахнула их на пол.

– В каком смысле? – не поняла я. – Почему?

– Потому что, – ответила она и замолчала. – Ох, только не будь такой наивной, – поморщилась она. – Если бы я сказала тебе, что Джонатан ко мне подкатывал, ты бы мне не поверила. Ни на секунду.

– Я бы, по крайней мере, выслушала тебя, а уж потом…

– А потом встала бы на его сторону. Ты же сама знаешь, все говорят, что нельзя бросать подруг ради мужчины, но никто никогда не принимает это всерьез, потому что, когда доходит до дела, все именно так и случается. Дружба – это одно, а любовь – совершенно другое. Она всегда на первом месте. Так всегда было и всегда будет. Может, тебе и хотелось бы думать иначе, но ты бы меня возненавидела.

– Но это же совсем другое дело, – возразила я. – Джонатан был… Он никогда бы…

– Ага! – перебила меня она. – Все так думают. Поэтому не вини Марни за то, что она выбрала его. – Эмма вздохнула. – Когда с кем-нибудь случается что-то плохое, у тебя безотчетно возникает мысль: «Ну уж со мной-то такого бы точно не произошло», словно тоненький голосок шепчет это тебе на ушко.

Я рассмеялась, и с моей футболки снова посыпались крошки.

– Какая роскошь, – сказала я.

Эмма улыбнулась. Мы обе знали, каково это – быть теми, с кем случается что-то плохое. Едва мы вошли в подростковый возраст, счастливое детство кончилось. Все переменилось. Отношения отца с его любовницей стали достоянием гласности, и наша семья примкнула к клану несчастливцев и неудачников. Теперь нас называли «те самые девочки, дочери того самого мужчины». Первой жертвой пала Эмма: она превратилась в «ту самую девушку», худую девушку, девушку, которая перестала есть. У меня погиб муж. Отец переехал к другой женщине. Нашей матери поставили диагноз. Видимо, стоит только начать – стоит только попасть в число «тех самых людей», – как дороги назад больше нет. Нас с Эммой объединяет общая история косых взглядов, секретов, шепотков за спиной. Быть может, именно поэтому мы обе решили затеряться в городе, который настолько велик, что проглатывает тебя, словно песчинку.

– Считаешь, она меня простит? – спросила я.

– Не знаю, – отозвалась Эмма.

– Думаю, да, – сказала я. – Верю, у меня получится сделать так, чтобы простила.

– Ты запишешь его на диктофон и пошлешь ей? – ухмыльнулась Эмма.

Она обожала эту историю.

– Ты обещала не ворошить прошлое! – возмутилась я. Она всегда поддразнивала меня, всегда пыталась ослабить мое внутреннее напряжение. – И – нет.

– Будь у тебя такая возможность, ты бы это сделала, – не сдавалась она. – Я же тебя знаю. Это по-прежнему в твоем духе. Пробраться внутрь незамеченной и спрятаться в шкафу. «Детектив Блэк. Рада с вами познакомиться». А эти твои занятия единоборствами? У тебя черного лайкрового костюма, случайно, нет?

– Он слишком умен, – покачала головой я. – Он не станет говорить ничего такого, что могло бы его изобличить.

– Вот незадача! – рассмеялась она. – Да, я смотрю, ты действительно обо всем подумала.