– Я не в том смысле.
– Я ездила в Бир, – сказала я.
– В Бир? – поразилась она. – Это в тот, который в Девоне?
– В тот, куда мы с Джонатаном ездили в свадебное путешествие, помнишь?
– Что ты там забыла?
– Мы с Марни поругались.
– Ты все ей рассказала.
Я кивнула.
Эмма махнула в сторону дивана.
– Я же тебе говорила, что не стоит этого делать, – сказала она.
– У меня не было другого выхода, – ответила я.
– Еще как был, – возразила она и, вытащив из пакета три печенья с темным шоколадом, положила их передо мной на салфетке. – Смотри только не накроши.
Я кивнула и устроилась в уголке серого дивана. Эмма каждый вечер раскладывала его.
– Ты могла просто делать вид, что все нормально, – сказала она. – Как я тебе советовала. Тогда ты не оказалась бы в таком положении. И вы до сих пор были бы подругами.
– Но она должна знать правду о своем муже. Неужели ты в такой ситуации не хотела бы знать правду о человеке, с которым живешь?
Мне казалось совершенно очевидным, что если необходимо сказать то, чего говорить не стоит, значит сказать надо.
Эмма присела на диван рядом со мной. При этом брючина слегка задралась, и моему взгляду открылась костлявая лодыжка. Сестра обхватила ладонями кружку с теплым чаем. Я откусила кусочек печенья, и оно оказалось более мягким, чем я ожидала, почти сырым изнутри.
Эмма помолчала, что-то обдумывая.
– Нет, – произнесла она наконец. – Думаю, я не хотела бы этого знать.
– А если бы твой муж был извращенцем? – спросила я. – Тоже не хотела бы? Вот представь: мне стало известно, что он извращенец. Поставь себя на место Марни. Неужели ты не хотела бы, чтобы я сказала тебе об этом?