Он говорит так быстро, что я едва поспеваю за его словами. Его трясет еще сильнее.
– День выдался долгим и отвратительным. Я так устал тогда. Хотел прокатиться, чтобы голову разгрузить. Боже мой, мне казалось, проселочные дороги – они ведь тихие…
Облокотившись на стол, он закрывает лоб ладонью, зажмуривается и отворачивается. Я не могу и слова произнести. Слушаю, застыв от ужаса, хотя больше не хочу слушать.
– Дороги на самом деле были тихими. Я просто… вел машину. Было темно, играла магнитола, и… ничего толком не помню.
Холден глядит в небо, выдыхает и медленно прикрывает веки. Его грудная клетка поднимается и опускается, нижняя губа подрагивает. Тяжело дыша, он опускает голову и смотрит на меня полными боли и ужаса глазами. У меня в животе все сжимается, и накатывает тошнота.
– Я так чертовски устал, но мне надо было добраться до Форт-Коллинса, а потом – домой, – продолжает он с виноватым, подавленным видом. – Думаю, я… задремал.
Он такой бледный, что кажется нездоровым. Уставившись куда-то мне за спину, Холден замирает. От угрызений совести он щурится и закрывает рот рукой, как будто пытаясь удержать выскакивающую правду.
– Все что я помню – оглушительный звук автомобильного гудка, который меня разбудил, – шепчет он, не отрывая ладонь от губ.
Он все быстрее и быстрее качает головой, словно не веря самому себе или не желая верить.
– Я просто так сильно устал. Какого черта я тогда сел за руль? – стонет он. Голос его так слаб, что напоминает то ли хрип, то ли скрип.
Он сжимает голову руками, сцепляя пальцы на затылке.
– Я даже не понял. Слегка замедлил ход, глянул в зеркало заднего вида, но ничего не разглядел, только расплывчатый свет задних фар.
Холден снова смотрит в небо, и я замечаю, как он быстро моргает, чтобы сдержать готовые прорваться слезы.
– Я просто продолжил ехать. И не подумал даже…
Его слова уплывают в тишину и повисают в вечернем воздухе.
– На следующее утро я узнал об аварии. Только Хантеры увернулись не из-за животного, Кензи, – шепчет он. – А из-за меня.
И наступает долгое гипнотическое молчание. Такое ощущение, что прошло несколько часов. Слезы Холдена капают на траву, и я наблюдаю за ним через пропасть, внезапно разверзшуюся между нами. И ни у него, ни у меня не хватает смелости заговорить.
Грудную клетку словно сдавливает тисками. О чем он думал? Почему говорит об этом только сейчас? В голове столько мыслей, что совершенно невозможно сосредоточиться. Я прижимаю руку к груди и шепчу:
– О, Холден.
Тошнота усиливается, и я зажимаю ладонью губы, чтобы меня не вырвало. Он сидит напротив и дрожит. Не в силах взглянуть на меня, закрывает лицо руками, наклоняется вперед, к коленям.