11

— Всё же надо было тебе идти в какой-нибудь радиотехнический. Зря я настояла, чтобы ты поступил на финансы, — вздохнула его. Выдержала паузу. Наверное, ждала, что Марк скажет: нет, хорошо, что ты настояла на финансах. Но Марк ничего не сказал. И мама продолжила: — Ты же с детства увлекался всем этим… паянием. Отец тебя всё учил. Припой, канифоль. Где-то на даче так и лежит всё это «богатство», что вы с помоек натаскали. Рука не поднялась выкинуть.

— Да выкинь, — ответил Марк. Опять говорить про отца, опять про потери — было выше его сил. — Возьми да выкинь, что тебе мешает, — огрызнулся он и знал, что мать этого не сделает.

Отец умер пятнадцать лет назад, а она до сих пор хранит его вещи, его старый мотоцикл, на котором они ездили «по грибы», и вот это всё: внутренности старых радиоприёмников, транзисторы, конденсаторы. А ещё книгу на тумбочке, раскрытую на той странице, где он закончил её читать.

— А ты откуда знаешь про магнитолу? — удивился Марк.

— Она мне звонила, — усмехнулась мама. — Не магнитола, тёща твоя. Просила какую-то знакомую принять. Честное слово, вот мне бы не пришло в голову просить ни твою бывшую жену, ни её мать. Вы развелись. Всё. Но ей, видишь: магнитолу почини, знакомую в клинику определи.

— Мам, если Аня предложит, не вздумай брать с неё деньги, — вспомнил Марк о разговоре на крыльце ЗАГСа.

— Ну, если она дура и хочет отдать — пусть вернёт. Раз ей деньги девать некуда.

Марк шумно выдохнул.

— Ты это специально, да? Давай я тебе отдам, если тебе нужны деньги.

— Вот только не надо гневных тирад, сынок, — хмыкнула мама. — Нарожали бы детей и не развелись бы. Некогда было бы ерундой страдать. Но раз не смог настоять, теперь имеешь, что имеешь. Думаешь, я не понимаю, зачем ты едешь к её мамаше? Хочешь узнать, не нашла ни там твоя Анька нового мужика?

— Даже если нашла, это не моё дело, — иногда Марка прямо передёргивало от её прямоты.

— А так похоже, что твоё, — язвила мама.

— Знаешь, что смешнее всего, — смертельно устал Марк от этого разговора. — Ане бы, наоборот, родить поскорее, первого, затем второго, чтобы я уж наверняка никуда не делся. Но она поступила честнее: предоставила мне выбор. И это я выбрал повременить. Я, мам. Не она. А она терпела твоё презрение, выслушивала твои претензии и ни разу меня не упрекнула.

— Так, может, она сама не хотела.

— Она хотела. Я не хотел.

— Ну, ей ничего не стоило…