— Где. Принцесса. Нарианн! — процедил он, выговаривая каждый слог и ещё сильнее впиваясь пальцами в мои плечи.
— Я не знаю! — жалобно вскрикнула я, пытаясь одеревеневшими пальцами разжать руки на своих плечах. — Говорю же, я даже не знаю кто это! Отпустите меня, я домой хочу!
— Отец, отпусти её, — Данирон подошёл к нам и спокойно положил руку на плечо разгневанного «величества». — Я думаю, она действительно ничего не знает. Ты же знаешь Нарианн, наверняка без её участия тут не обошлось.
— Но что-то же она должна знать! К тому же, почему она выглядит как Нарианн!?
— Судя по всему, её саму ни о чем не спрашивали. Иначе призналась бы она, что не принцесса?
— В таком случае, она нам не нужна, — отчеканил все ещё злой король и, выдернув меня из кровати, жёстко толкнул на пол. — Заприте её в темнице, а завтра вздёрните на главной площади.
* * *
Я лежала, свернувшись калачиком на старой соломе в холодной камере, и пыталась согреться, кутаясь в тонкое старое покрывало. Из небольшого решетчатого окна под самым потолком бил яркий лунный свет, освещая дальний конец камеры. Собственно, там и освещать толком нечего — крошечное помещение с кучей соломы в одном углу и ведром для справления нужды в другом.
Я не знала, сколько времени находилась в этом месте. Слезы уже закончились, я постоянно всхлипывала, а глаза жгло, словно луком закапали. Вдобавок ко всему из носа начало течь, голова разболелась и шла кругом от долгого плача, а горло резало будто наждачкой. Плюс ко всем этим “прелестям” меня знобило так, что казалось, будто стены камеры сотрясаются от мощного землетрясения.
Похоже, я всё-таки простудилась. Хотя какая уже разница, все равно меня завтра повесят. Но здоровой умирать, наверное, приятнее.
Я уже тысячу раз успела пожалеть, что рассказала, что я не принцесса, что пошла к этому злосчастному пруду со Светкой, и что вообще пошла на этот мать его выпускной! Но кто ж знал, что так случится… да и что вообще случилось не понятно! Как я оказалась здесь, и где вообще это «здесь»? Что это за странное место такое? И что мне теперь делать? Хотя в данной ситуации я и сделать по факту ничего не могу. Остаётся сидеть на вонючей колючей соломе, захлёбываться слезами и ждать казни.
Вдруг послышались приближающиеся шаркающие шаги. Сначала я испугалась: неужели уже идут, чтобы отвести на казнь? Но увидев знакомую женщину, остановившуюся у дверей моей камеры, немного успокоилась.
— Подойди сюда, дитя, — попросила она спокойным и ласковым голосом.
Кое-как завернувшись в тощее дырявое покрывало и с трудом, на подгибающихся от слабости ногах доковыляв до неё, я поняла, что меня затрясло ещё сильнее. Женщина заботливо приложила прохладную руку к моему лбу, отчего по тело пробежался табун мурашек.
— Не бойся меня, — тепло улыбнулась она. — Я Вэл. Выпей вот, легче станет и жар спадёт.
Между прутьев решётки Вэл просунула кружку с чем-то горячим. Ухватившись за неё, как утопающий за спасительную соломинку, я жадно начала пить согревающий напиток, даже не обращая внимания на то, что он неприятно обжигал язык и горло. На вкус это было похоже на куриный бульон с примесью каких-то трав. По телу потихоньку начало разливаться тепло и дышать стало капельку легче. Наконец допив живительную жидкость, я протянула пустую чашку Вэл:
— Спасибо большое.
— Не за что, — тяжело вздохнула она. — Держи вот, я принесла, во что переодеться можно. И одеяло тёплое, а то совсем замёрзнешь! — Вэл с трудом протиснула между прутьев объёмный свёрток.
— Спасибо! — я вложила в это слово как можно больше тепла. — Только, почему вы мне помогаете?
— Не могу смотреть, как они ребёнка мучают! А всё их политика, будь она не ладна! Ты не думай, наш король на самом деле не такой жестокий. Навалилось на него многое.