— Сказки, — буркнул Семен.

— Все абсолютно точно, — заверил его Боб. — Ты у своего Витаминыча спроси: он древние летописи поднимал. Так оно все и было: татары близко были, воевода город сдавать не хотел, разъезда тоже упускать нельзя было, ибо мог он привести сюда целую Батыеву армию. А с другой стороны воевода и своим людишкам оружие раздать опасался. Ибо завсегда, во все времена, а ныне особенно наша держава больше, чем любого ворога, простого русского мужика боялась. Потому-то и держали его всю жизнь в черном теле, и гробили его, и душили почем зря. Карты наших же территорий, новое вооружение, данные спецхрана, все эти секреты Полишинеля от кого прятались? Конечно, от русских. От кого ты своих начальников в райкоме охранял? От американских диверсантов? Нет, опять же, от своих, сердешных. Вот и воевода погнал своих мужичков, ровным счетом пятьсот душ, супротив пятнадцати до зубов вооруженных татар с одними нательными крестиками. Татары не будь дураками — половину положили стрелами, а оставшихся пиками покололи, да саблями порубили… — голос Боба сорвался от напряжения, он плакал… — Так они и сложили головушки пятьсот святых дурачков, а все потому, что испокон веков на святой Руси самой дешевой штукой русская жизнь была. Морят русских голодом, морозят в лагерях, под танки бросают, под кинжальный огонь пулеметов, а они все живут, сиволапые, все плодятся, да в струнку тянутся: Надо — Есть! Надо — Есть! Надо… — он в ярости шваркнул об стену палитрой.

— Чем же закончилась эта история? — тихо спросил Семен.

— Чем… чем… — рассеянно пробормотал Боб. — А тем, что понабежали бабы с вальками и забили татарву до смерти. А потом и воеводу с дворней заодно. Оттого-то и проиграли в итоге все войны наши победоносные захватчики, что татары, что французы, что немцы, что не учитывали они феномен русской бабы. А ведь русская баба — это, брат, — ого-го! Это не мужик тебе, она одна триста спартанцев заменит…

— Послушай, Боб! — жарко взмолился Семен, хватая его за руку. — Нарисуй мне их, а? Оживи! Ну… сделай чудо, ты же сможешь!

— Вот как? — Боб желчно улыбнулся. — И тебя захватила мысль — на русском мясе в рай въехать?

— Так я же для них, для всех вас стараюсь! — страшно заорал Семен и затопал ногами. — Почему вы мне не верите?!

— Потому что изверились… — бросил Боб. — А кроме того, я не уверен, туда ли ты поведешь Христово воинство.

Только теперь он понял, что расшифрован.

— Как ты узнал? — вырвалось у него.

— Тебя трудно не узнать, — хохотнул Боб, — одно копыто чего стоит.

Семен взглянул на себя со стороны и увидел, что, захваченный рассказом Боба, он совершенно потерял контроль над собственной внешностью — Черный, затаившийся в глубинах его психики, исподволь брал свое. Теперь Семен был одет в антрацитовой черноты доспехи и плащ цвета сажи с кровавой подкладкой, над рыцарским шлемом с забралом развевался султан пышных страусиных перьев. Но больше всего его в своем новом обличье поразило огромное лошадиное копыто, заменявшее ему правую ногу, его отличительный признак, его вечное проклятие, его святость, его магическая сила. Не мудрено, что Боб поглядывал на него с такой нескрываемой настороженностью и не доверял.

— Я не хотел бы, чтобы эта девушка погибла, — заявил Семен.

— Все мы смертны в этом бренном мире, — сообщил ему Боб. — К тому же гибнуть ей вовсе не обязательно. Возможно, она еще отыщет свою створную и станет этакой знойной дьяволицей… — он нагло ухмыльнулся, — а вокруг нее так и будут виться всякие там бесы, черти, шайтаны, ифриты, демоны, дьяволы, инкубы и ибикусы…

— Сволочь, — сквозь зубы процедил Семен.

— А потом вы с ней поженитесь, и у вас пойдут этакие прехорошенькие чертенятки с рожками и копытцами… — Боб давился от смеха.

Скрипнув зубами, Семен в ярости послал на него столб пламени всепожирающего — тот даже глазом не сморгнул.

Семен обрушил на него поток раскаленной магмы — Боб зевнул и прикурил от нее сигарку марки «Топпер».

— Замечательная штучка, — заметил он, — очень помогает от насморка. Настоятельно рекомендую.

Семен послал на него громадный клубок гадюк и кобр, которые тут же перегрызлись и издохли у Бобовых ног, затем он обрушился сверху всей своей силой в форме громадной молнии, но от всего этого у Боба лишь слегка зачесалось в макушке. Черный расстрелял его в упор изо всех видов гладкоствольного и нарезного оружия, но все пули и снаряды срикошетили о тело Боба, а две или три пребольно ударили Семена.