— Первый раз писал… Странно было… — вдруг добавил мужчина. — Мне всего был восемь, когда его отправить к тетя. Уже не знать, какой он… Потом война был — мы у русских остались, а он у ней. Потом тетя умереть, а он с Мусой остался, сыном эфенди. Тогда письмо прислать, что в Германия едет. А месяц назад другой письмо приходить, и мы понять, что вернулся…

— Как это "пришло"? — встрепенулся ротмистр и затушил папиросу.

— Человек приходил с той стороны… Месяц назад… Армянин тоже, но я его не знать. Передал и ушел…

Ротмистр пристально посмотрел в глаза инородца, отчего тот, смутившись, отвел взгляд.

— Он, что же… знал, где ты живешь? — медленно произнес Листок. — Ну-ка на меня!

Армянин быстро взглянул на офицера и опустил голову.

— Не могу говорить, господин офицер…

— Отчего же вдруг?

— Он брат моего друга… Ходить иногда с той стороны…

— Контрабандист, значит?

Армянин сжался.

— Не могу говорить, господин офицер… Но говорить правду! Я письмо иметь… Как они про Арена спросить, я его с собой взять…

Мужчина расстегнул пальто, вытащил из внутреннего кармана смятый конверт и неуверенно протянул его жандарму.

Листок смотрел на протянутую бумажку, точно на его глазах произвели фокус. Смотрели и Оржанский с Росляковым — такого оборота никто из контрразведчиков не ожидал. Все трое недоуменно переглянулись, и ротмистр подал прапорщику знак глазами.

Росляков поднялся, осторожно снял с руки армянина нежданно явившуюся улику и вновь уставился на начальника.

— Читай! — бросил ему Листок.

Росляков открыл конверт, вынул из него сложенную вчетверо бумажку.

— Записка это, Алексей Николаевич… На турецком писано — арабским, значит, шрифтом.

— Арен по-другому не умеет, — подал голос армянин. — Учился турецкий. Рашид переводить…

— Так, читай! Ты же у нас толмач! — с раздражением приказал прапорщику Листок.