- В гости пригласишь? – я посмотрела на него. – Или к нам заглянешь? На коктейль?

- Я в порядке, - насупился Давид, сразу расколов мой нехитрый план.

- Анализами можешь подтвердить?

Он промолчал, скрипя зубами.

- Видимо, нет, - кивнула. – Давай ты не будешь мне усложнять и так не особо легкую в последнее время жизнь, хорошо? Три глотка, и я от тебя отстану. Договорились?

- А муж не против? – хитро усмехнулся в бороду. – Не боится, что буду прилетать в гости раз в пять чаще?

- Против, - кивнула. – Но у него на этот случай всегда с собой, как сейчас, гранатомет, Карлсон ты наш. Снимет на подлете, как муху!

- Через таможню пронесли?! – в Горе тут же проснулся бдительный МОССАД-овец. – Всех разгоню!

- Я и танк пронесу через границу, если захочу, ты же знаешь, - поддела я. – И даже ты сам ничего не заметишь.

- Хорошо, что ты на стороне добра.

- Именно! – я взяла его под руку. – А теперь едем с нами в иерусалимскую резиденцию госпожи Ангела, где она лично смешает тебе коктейль!

Иерусалим, лежащий небольшими островками на холмах, все также очаровал с первого взгляда. Древний град, от которого ожидаешь степенности и мудрости, щурился от яркого солнца, лукаво улыбаясь, как озорной босоногий мальчишка, уже придумавший, как нахулиганить.

Глядя в окно машины, я опьянела от пропитанного историей воздуха и мощи проходящей сквозь меня энергии тысячелетий, убегающих вниз под брусчатку. Многоголосое эхо сбило дыхание, заставив зажмуриться и с трудом подавив желание зажать уши. Так уже было, когда я пыталась свыкнуться с обострившимися ощущениями после того, как Горан сделал меня бессмертной. И сегодня прилетело эхом из прошлого.

В этот раз у нас не имелось времени, чтобы окунуться в сумасшедший круговорот «главной артерии» города, Яффо.  Самой длинной улицы Иерусалима с домами приятного песочного оттенка и красной черепицей на крышах, где из кафешек наружу выплескивается громкая музыка, мешая слушать достойно играющих уличных музыкантов, пока мимо проносятся шустрые трамвайчики, а толпы людей быстро шагают по своим делам.

Мы не сходим к Яффским воротам Старого города, где клочок земли в четыре квадратных метра поделен между евреями, христианами, арабами, армянами и вездесущими туристами. Это сердце Иерусалима, которое мне когда-то показалось скорее рукой, сжавшей время в кулак – все ненужное утекло сквозь пальцы, оставив самое важное спрессованным в плотную вечность.

Очень хотелось бы прогуляться вверх-вниз по горбатым улочкам этого современного Вавилона, будучи окруженными говором на всех языках мира. Понимая каждый из них, было бы сложно сдержать рвущиеся наружу проклятия. Что ж, у всего есть побочный эффект. С этим нужно просто смириться, иного не дано.

А когда прозрачно-голубое небо начнет стремительно густеть, наливаясь ночной концентрированной синевой, и зажженные огни отразятся в серой гладкой мостовой, словно на водной поверхности, вновь направиться к Стене плача. Месту, где одновременно молятся иудеи, православные, католики, протестанты, и в это же самое время из громкоговорителей мечетей доносятся призывы к молитве мусульман. Глядя на это понимаешь, почему Иерусалим называют мировой коммуналкой всех религий, где возвышенное переплетается с жизненным, обыденным.

Как и в прошлый раз, глядя на этот особенный город, я мысленно попросила у того, кого всегда носила в душе, только одного. Дай мне сил, Господи, понять и исполнить волю твою. Все, что я могу просить у тебя. Пусть будет, как должно.

А вот и наша вилла. Огромная, белоснежная, купленная моим рачительным супругом. Три этажа на обрыве, открывающим потрясающий вид. Прав был Драган, пригодилась Ангелам резиденция в Израиле.

Мы прошли в гостиную, в которую лилось солнце, пронзая воздух мощными косыми лучами, в которых метались, будто их застали врасплох, мельчайшие пылинки. Я распахнула окно. Свежий воздух опьянил, как бокал крепкого вина натощак, хлынув в комнату вместе с птичьим гамом. Когда глаза привыкли, я смогла увидеть обрыв, поросший травой, и самую настоящую пропасть, на дне которой едва можно было различить лежащие полукругом остатки стен, похожие на челюсть с полустершимися зубами.