«Когда-нибудь ты тоже полюбишь», - напророчила мне Наири, ныне покойница. Я пропустил ее слова мимо ушей, не ведая, что кто-то может быть мне необходим так, чтобы потребность просто находиться рядом изгоняла все прочие желания за черту того уютного кокона, в который превращается мир, когда я обнимаю любимую.

- Вам очень грустно сейчас, наверное, господин Горан, - промурлыкала Алика.

Я поморщился, осознав, что глазел на нее все это время, думая о своем и не видя девушку, которая воодушевилась моим мнимым вниманием.

- Мне бы так хотелось поднять, - она облизнула пересохшие губы, ухмыльнувшись, - вам настроение! – покачивая бедрами, подошла ко мне.

Молодежь! Вздохнул, подумав, что даже завидую им. На них нет греха убийства, который раньше клеймом ложился на каждого санклита при рождении. Ведь, чтобы жить, нам нужно было отнять жизнь человека. И потом мы существовали все также, взаймы, лишь оставляя после себя уродливый след из бездыханных тел. Бессмертные воры, наедине с вечностью, скитальцы по миру, проклятые вечной жизнью.

А им, нынешним санклитам, вечность подарена, без каких бы то ни было условий, жертв или тягот. Живите, радуйтесь, тратьте на добрые дела. Саяна всем, кто просил, давала свою кровь, моя родная, Дарущая Прощение и Благословение. И те, кто ее получил, эту рубиновую драгоценность, сам становился способен излечивать санклитское проклятие.

И что в итоге? Какие-то нелепые вспышки самомнения, упрямое нежелание принять чистую судьбу, фанатичное стремление быть настоящим санклитом – отнимающим жизни. И ведь не ради того, чтобы самому не сгинуть в лапах Голода, который пережевывает душу и заставляет искать жертву, забыв обо всем на свете.

Вовсе нет! Просто ради Охоты, удовлетворения инстинкта зверя, чтобы почувствовать себя хищником среди стада овец, годящихся только на то, чтобы быть зарезанными. События в Рыбинске стали тому примером.

Помню, как потемнело лицо Саяны, когда я лично доложил ей, ныне главе обоих санклитских кланов, о произошедшем. Это было как сказать человеку, который отдал почку на пересадку, чтобы спасти чужую жизнь, что тот, кому достался орган, выздоровел, а потом застрелился. Или отдать последнее в поддержку нуждающимся, а потом узнать, что они выбросили переданные тобой вещи на помойку.

На глазах моей любимой дрожали слезы. Она долго молчала. Мы прошли в душ и долго стояли под колючими струйками. Я чувствовал, как боль, обида, недоумение сменяются в ее душе на смирение. Он старалась понять их, простить, оправдать несовершенство – и как людей, и как санклитов.

Я в который уже раз замер тогда, пораженный этой силой Саяны. Потому там, наверху, ее и выбрали для такого нелегкого жизненного пути, доверив столь тяжкую ношу, что в здравом уме не пожелаешь нести никому.

- Я люблю вас, господин Горан, - томно выдохнули в этот момент мне в шею.

Вздрогнул, осознав, что санклитка уже забралась ко мне на колени, обвила шею и попыталась поцеловать.

- Прекрати, Наири! – оттолкнул, ощутив, как ее губы мазнули по моим, оставляя на них такую же липкую, как и сама санклитка, пленку помады.

- Я Алика! – обиженно протянула девушка, капризно надувшись. – Вы же были не против, я чувствовала! Вас тоже влечет ко мне! – она скользнула ко мне обратно. – Никто ничего не узнает, не думайте! – горячечным бредом полилось мне в уши. -  Это останется нашим страстным секретом! Да и сейчас, когда вы с женой не вместе, это даже не будет изменой!

- Пошла вон! – прорычал я, вновь оттолкнув наглую девицу и…

Натолкнулся на взгляд Данилы Хана, который прямо-таки сочился торжеством.

- Ректор за работой! – покачав головой, он ухмыльнулся. – Или кто ты тут, Драган? Учишь всю эту нечисть навыкам боя, говорят. Выходит, физрук? А ОБЖ не преподаешь? Табуретки там строгать не учишь? – прекратил улыбаться, глаза налились злостью. – Хотя вас, упырей, впору учить строгать гробы – в Рыбинске очень даже пригодятся, там несколько десятков ни в чем не повинных людей полегло от лап вашей хваленой молодежи новой волны!