— Орлы! — произнес Павел Петрович, глядя на выстроившихся в ряд.

Перед Императором стояли, едва не вытянувшись во фрунт, графы Аракчеев и Ростопчин, графиня Болкошина, дворяне без титула Макаров и Фатов, мещанин Спиридонов. Его Величество выслушивал доклад о произошедших событиях, требовал подробностей, весело хохотал, когда ему поведали о помощи воровского общества, негодовал от подлости немецкого аптекаря. Казалось, что принимал он все, как некий легкий водевиль, совсем не думая о пролитой крови и угрозе для собственной жизни.

— С вами, — посмотрел Император на Аракчеева и Ростопчина, — все понятно — по «табуреточке» получите, хотя и имеющиеся вешать некуда, места на груди не осталось. Сашке тоже орденок отпишем, да премию соответствующую. Ты! — показал пальцем Павел Петрович на Николая Порфирьевича. — Семья есть?

— Не сподобился завести, Ваше Императорское Величество, — поклонился пристав. — В молодости беден был, а сейчас и годы уже такие, что нечем бабу завлечь на семейный очаг.

— Вот и будет тебе завлекалочка, — расхохотался Государь. — Жалую тебе потомственное дворянство и премию в две тысячи рублей. Теперь-то проще будет жену найти, а?

Спиридонов покраснел, однако видно было по нему, что доволен наградой донельзя. И впрямь — с таким богатством к нему очередь выстроится из матрон, желающих себе и детям передающийся по наследству статус. Николай Порфирьевич, конечно, не молод, но весьма крепок, и своих оболтусов наделать еще способен.

— Макаров… ну да быть тебе бароном помимо денежного приза. Доволен?

— Почту за честь, Ваше Императорское Величество, — поклонился начальник Особого отдела.

Оставался Фатов, преданно поедающий Государя глазами.

— А ты, корнет, что желаешь? Штабс-капитана я тебе жалую, денежек тоже отсыплю. Но ты у нас — герой! Проси, что хочешь.

Серж, прыгнувший внезапно через целое звание, не растерялся, но удивил несказанно:

— Желаю предложить руку и сердце Александре Платоновне, Ваше Императорское Величество!

Павел Петрович вдруг посмурнел и глянул на меня внимательно. Но я сама оказалась не готова к такому повороту событий и только хлопала глазами, пытаясь понять, хочу ли я замуж за корнета… вернее, уже за штабс-капитана. Амур наш светит ярко, скреплен опасными приключениями, но слишком уж недолог пока. Серж значительно младше меня, и если было бы наоборот, то в обществе никто и слова бы не сказал, но если супруга годами старше мужа, это будет вызывать пересуды даже при том, что я освещенная.

Но, признаюсь, такое пылкое признание и решимость гусара были приятны.

— Откажу тебе, штабс-капитан, — недовольно ответил Павел Петрович. — Саша наша теперь — ценность государственного значения, так просто в жены ее не пущу. Здесь думать надо крепко.

Я вспыхнула, и только стоящий рядом Ростопчин сжал мой локоть, давая понять, что не время выказывать норов. Но внутри все кипело: Государь, конечно, велик и власть его от Бога, но по какому праву он распоряжается моей судьбой?!