— И это тоже справедливо, — признал я. — Но я же не про уравниловку, а о подъеме минимума. Например Иванычу — сотня, а вам, как заслуженному труженику — все две.
— Это дело! — гоготнул Елисей Семенович. — Когда такую благодать сделают?
— За пятилетку, по телевизору же рассказывали, — ответил я. — Постепенно, добавляя по чуть-чуть каждые полгода, вслед за общим экономическим ростом всей страны.
— А коммунизм когда будет? Хрущев обещал, Брежнев обещал, а при деде твоем — как-то замолчали, — задал дедушка неудобный вопрос.
— Технический прогресс замедлился, — ответил я. — Не потому что наши ученые ленятся, а потому что вот так оно работает — все что по верхам от природы взять можно было, человек уже освоил и поставил себе на службу. Теперь нам предстоит долго и нудно выцарапывать крохи настолько сложных знаний, что без двадцати лет университета за плечами о них и представления не имеют. И это не только у нас так — общемировая проблема. А коммунизм — это в первую очередь механизация и роботизация. У нас, извините, даже батарейки на которой робот будет работать хотя бы часа три без розетки нету. У человечества нету, имею ввиду — какой тут нафиг коммунизм? Но жить хочется хорошо всем и прямо сейчас, поэтому Партия строит образцово-показательное социалистическое государство.
— Не поживу при коммунизме значит, — пригорюнился дедушка.
— И наши с вами внуки скорее всего не поживут, — разделил его грусть я. — Но может быть поживут правнуки или правнуки правнуков — разве оно того не стоит? А про сейчас — все в сравнении познается, и среднестатистический Советский человек живет лучше 90 % населения планеты. И дальше будет жить еще лучше.
— У меня батя при царе на Урале работал, в шахте, — решил поделиться Елисей Семенович. — Как это в учебниках называется — «отхожий промысел». Дай боже кирками промышляли — по шестнадцать часов. Жили в бараке — шконки в три ряда, некоторые — прямо семьями. Когда меня в техникум взяли, батя плакал — и не мечтал, что сын учиться будет. Когда война началась, плакал, что на фронт не взяли — «за такую страну, сынок, и жизни не жалко» — вот что мне сказал.
— А вы?
— А я что — раз батя сказал, значит так оно и есть, — пожал плечами Елисей Семенович. — Из-за стола сразу в добровольцы, вместе с сыном — ему уже почитай два десятка было, — улыбнулся. — А ты — «мясо», «мясо»! Мясом СССР не измерить.
— Вам бы политинформацию проводить, — улыбнулся я.
— А я и провожу, — он с ухмылкой достал из кармана корочку члена КПСС.
— А меня пока не берут — мал, — позавидовал я.
— А бандитов ловить не мал? — ухмыльнулся дед.
— Сам удивляюсь что разрешили, — хохотнул я.
Живет Елисей Семенович в «хрущевке», в «трешке» на двух хозяев. Комната у него, а две соседние — семья из четверых человек. А вот подозрительная дама безраздельно владеет аж «двушечкой» — бездетная вдова «какого-то упыря из Горкома» потому что.
С ней мы встретились на лестничной площадке — одетая в импортный юбочный костюм, стоящая на каблучках чешских туфелек крашенная хной женщина лет сорока стеснительно пыталась прятать украшенные кольцами с драгоценными камнями пальцы рук, чем вызывала легкое веселье мешающих этому «дядей» из сопровождения.
— Здравствуйте, гражданка Воскресенская, — от имени нашей группы поприветствовал даму дядя Витя.
— Что происходит, товарищи? — она скользнула взглядом по группе, недоуменно почала бровями на меня и решила не обращать внимания.
Меня кто-то не знает! Какой жуткий удар по самооценке!