Пока мы распаковываемся, я поставлю немного джаза, гораздо более совершенную структуру песни, чем это упрощенное оскорбление музыки, ревущей в настоящее время по автомобильному радио. Все будет хорошо, как только мы прибудем. Брак: это взаимные уступки. Сегодня я добиваюсь своего, а на следующий день делаю что-то приятное для своей жены. Вот так это работает. Я глубоко погружаюсь в колодец терпения и обнаруживаю, что он почти сухой. Почти.

Это всегда плохо, когда я полностью иссякаю, поверьте мне. Многие люди в моем прошлом убедились в этом на собственном горьком опыте. Но теперь я более зрелый, и не позволяю себе так истощаться. Знаю, как успокоить себя, знаю, что и кто мне нужен. И обычно я получаю то, что хочу. Уверен, что вы уже поняли это.

Хорошая новость, связанная с заездом в этот торговый центр в городе Порт-Клинтон, заключается в том, что я наконец-то могу размять ноги. Когда я, припарковал машину и мы вышли, понял, что моя спина затекла и ноет. Я игнорирую эту физическую боль старика, точно так же, как игнорирую кассиров и парковщиков. Все они — сплошное беспокойство, ниже того, на что я трачу дыхание или мысли.

Свежий воздух приятен, свеж и чист. Хотя отсюда не видно озера, можно почувствовать присутствие воды, как будто вот-вот пойдет дождь. Просто в воздухе витает что-то густое, влажное и тяжелое, как увлажнитель в сухую зимнюю ночь. Рядом с нами припаркованы машины, буксирующие прицепы для лодок. Наклейки на бамперах с гордостью провозглашают Порт-Клинтон столицей судака в мире, хотя я читал, что в последнее время они потеряли это звание. Жизнь: она преходяща. И в жизни всегда есть победители и проигравшие. Приятно быть победителем.

— Как насчет мороженого, дорогая? — спрашиваю я, когда Миа возвращается с хмурым выражением лица. Она хотела убедиться, что пекарня закрыта, пройдя через парковку, хотя и отсюда ясно видно, что внутри никого нет, а на столах стоят стулья. Наверное, ей нравится мучить себя, прижимаясь носом к витрине темного магазина, как щенок, надеющийся, что его заберут из приюта. Как и у большинства этих щенков, шансы были не в ее пользу. Она проиграла.

— Мы опоздали на пятнадцать минут. Они закрываются в одиннадцать тридцать, — говорит она. Я не поправляю ее и не указываю, что на самом деле уже полдень. — Мне сейчас не хочется мороженого.

— Даже у Тофта?

Это знаменитое кафе-мороженое на старейшей молочной ферме Огайо. Я улыбаюсь, думая о ярко-синей вывеске «Тофт», нелепой скульптуре коровы в солнцезащитных очках в белом деревянном загоне на парковке, запахе ванильных бобов и клубники, когда вы входите в дверь. Мы провели много дней во внутреннем дворике с мальчиками. Мороженое капало на круглые синие столы, в то время как они пытались слизать каждую каплю, прежде чем оно растаяло. У меня слюнки текут при одной мысли о ложке шоколадного мороженого. В креманке, а не в конусе. С креманкой ты всегда контролируешь процесс.

— Даже у Тофта. Кроме того, молочные продукты вредны для тебя, ты же знаешь. Это слизь. Идеально подходит для маленьких коров, но и только, — говорит Миа, открывая дверь «Флекса». Если бы между нами не стояла машина, знаю, она бросила бы взгляд на мой живот. Ненавижу, когда она это делает. — Но я бы хотела салат или что-нибудь в этом роде. Как думаешь, в Лейксайде открыты рестораны?

Наши глаза встречаются поверх машины. Она выглядит маленькой и уже не такой злой. Я чувствую себя большим разочарованием. Ненавижу это чувство. Она ждет ответа. Готовлюсь к кантри-музыке, звучащей из динамиков в качестве моего покаяния.

— Да, я проверил. Все открыто. Мы можем поесть в Лейксайде, — говорю с удовольствием. Я вдруг очень проголодался, и надеюсь, что еда исправит чувство пустоты, формирующееся в глубине моего желудка. — сейчас я как раз не отказался бы от пиццы с пепперони. — Открываю дверцу машины и сажусь обратно за руль.

— Пицца — ужасный выбор, Пол. — Миа пристегивает ремень безопасности. Я вижу, как она смотрит на мой живот, когда добавляет. — Обработанное мясо, молочные продукты — но, как знаешь. Это твоя жизнь.

— У них и салаты есть, — говорю я. Знаю, звучит как оправдание. Я просто не могу позволить ей надсмехаться и над моей любимой пиццерией. Я даю ей свободу есть, как ей заблагорассудится, так разве не заслуживаю такого же уважения? Она может есть и делать все, что захочет весь день, и все, о чем я прошу, — это уважение. — Ты портишь мне аппетит.

— Может быть, это не так уж и плохо, — произносит Миа. Она считает это забавным. Находит еще одну из своих любимых станций кантри-музыки и включает звук. Я борюсь с желанием закатить глаза. Или нажать кнопку, чтобы запустить плейлист, наш плейлист с песней «Каждый твой вздох». Это та музыка, которую мы должны слушать вместо этого. Я держу обе руки на руле, но для этого нужна сила воли. Брак, снова напоминаю я себе, — это взаимные уступки. Я отдам сейчас, чтобы взять потом. Мы так близко к Лейксайду. Я справлюсь с этим.

Теперь я понял, кого напоминает мне эта новая Миа: работающая девушка Миа. Женщина, с которой я познакомился в «Томпсон Пейн» в конференц-зале. Уверенная. Резкая. Позже, когда мы начали встречаться, она сказала мне, что никогда не была влюблена до меня, по-настоящему. И я сказал ей то, что сказал вам: «Я знал, что мы идеально подходим друг другу с момента нашей встречи». Конечно, до тех пор, пока она будет оставаться той женой, которую я искал.

Она была самой красивой женщиной, что я встречал к тому моменту. Физическое совершенство она сохранила и по сей день, за исключением годов беременности, как уже отмечал. Я применил обаяние Пола Строма, пригласив ее на ужин в тот же день. Джон, конечно, рассказывал мне о политике компании. Но никто не обращал внимания на подобное, особенно когда она касалась таких суперзвезд агентства, какой, как знал, я стану. Я заскочил к ней в офис; был поздний сентябрьский день, и солнце уже клонилось к горизонту. Я постучал в открытую дверь, и она подняла голову. Когда на ее щеках появился легкий румянец, понял, что она моя.

— Есть планы на сегодняшний ужин? — спросил я, прислонившись к дверному проему. На мне был новый дизайнерский костюм, темно-синий, с накрахмаленной белой рубашкой и красным галстуком. Я знал, что хорошо выгляжу.

В ее кабинете царил беспорядок, типичный стол творческого человека, заваленный грубыми набросками и предварительными макетами рекламы; раскадровки телевизионных роликов были прикреплены к покрытой пробкой стене справа от нее. Единственным предметом, не связанным с работой, на столе была фотография ее родителей в рамке восемь на десять, которые были известными манхэттенскими важными шишками, о которых я уже знал из своих исследований. И еще сюрприз: в ее кабинете имелось окно размером с мое. Это означало, что партнеры оценили ее, хотя, конечно, не так, как я.

Сидя за своим столом, Миа моргнула своими большими голубыми глазами.

— Я подумал о «Даймонде», новом ресторане в немецкой деревне. Еще не был там, но слышал, что место потрясающе. Я смогу заказать нам отличный столик. — В этот момент мне удалось улыбнуться и подмигнуть, и я увидел, что она заинтересована. Химия витала в воздухе, настоящий электрический разряд, проносящийся между нами. И мы еще почти не прикасались друг к другу. Я почувствовал влечение к Мие, которое стало основополагающим, на каком-то клеточном уровне. Я знал, что она тоже это чувствовала.