Книги
Самые знаменитые святые и чудотворцы России
Скончался преподобный игумен Зосима 17 апреля 1479 года. Братия с честью похоронили его в могиле, которую он выкопал своими руками, за алтарем церкви Святого Преображения Господня; позднее над могилой сооружена была часовня. В 1566 году, 8 августа, святые мощи преподобных Зосимы и Савватия торжественно перенесли в придел соборного храма во имя преподобных, где они покоятся и доныне.
Как и святой Савватий, святой Зосима прославился как великий чудотворец. Известны его многочисленные чудеса, которые стали совершаться уже вскоре после его кончины. Много раз преподобный являлся плавающим по морю, когда они находились в опасности, останавливал бурю и спасал корабли от потопления; иногда его видели в храме среди молящихся иноков; больные получали исцеление у гробниц Зосимы и Савватия молитвами преподобных.
Уже в конце XV века в Соловецком монастыре была составлена первая редакция Жития святых Зосимы и Савватия, до нас не дошедшая. Вскоре после смерти преподобного Зосимы, рассказывается в особом «Слове о сотворении Жития», старец Герман продиктовал свои воспоминания о святых «начальниках» Соловецких ученику Зосимы Досифею (одно время возглавлявшему обитель). Герман был человеком неграмотным и разговаривал «простою речью», что вызывало насмешки иных соловецких иноков. Однако Досифей прилежно записал рассказы старца. Впрочем, эти записи вскоре после смерти Германа (1484) пропали: на Соловки приехал некий инок из Кириллова монастыря и увез записки Досифея с собой. Впоследствии Досифей оказался в Новгороде, и новгородский архиепископ Геннадий благословил его написать Житие соловецких подвижников. Досифей принялся за дело, опираясь на собственные воспоминания и восстанавливая в памяти рассказы Германа. Однако Досифей не решился показать свой труд Геннадию, поскольку, по его мнению, он был написан слишком простым и безыскусным языком, не украшенным, по обычаям того времени, разного рода риторическими оборотами. Лишь несколько лет спустя, в 1503 году, Досифей побывал в Ферапонтовом монастыре и уговорил проживавшего там в заточении бывшего митрополита Спиридона-Савву переписать жизнеописание Зосимы и Савватия заново. Отредактированный Спиридоном труд Досифей отвез в Новгород, где он вызвал одобрение святителя Геннадия. (Эта редакция Жития Зосимы и Савватия дошла до нашего времени, хотя и в единственном списке.) Впоследствии Житие было отредактировано еще раз — знаменитым книжником Максимом Греком; позже к нему присоединялись рассказы о новых чудесах соловецких чудотворцев. Было составлено и Похвальное слово преподобным Зосиме и Савватию. Вообще, Жития святых основателей Соловецкой обители относятся к числу наиболее распространенных в древнерусской книжности.
Местное почитание преподобного Савватия началось вскоре после перенесения его мощей на Соловецкий остров; кончина игумена Зосимы и чудеса, начавшиеся у его гробницы, привели к церковному прославлению и этого великого соловецкого подвижника. Общецерковное же празднование святым было установлено на церковном соборе 1547 года; позднее к лику святых был причтен и преподобный Герман Соловецкий.
Церковь празднует память преподобных Зосимы и Савватия Соловецких 8 (21) августа, в день перенесения их мощей, а также 17 (30) апреля (память преподобного Зосимы) и 27 сентября (10 октября) (память преподобного Савватия).
Жития святых на русском языке, изложенные по руководству Четьих Миней св. Димитрия Ростовского с дополнениями из Пролога. М., 1902–1911. Сентябрь (Житие преподобного отца нашего Савватия, соловецкого чудотворца); апрель (Житие преподобного отца нашего Зосимы, игумена Соловецкого);
Жизнеописания достопамятных людей земли Русской. X–XX вв. М., 1992;
ПАФНУТИЙ БОРОВСКИЙ
Преподобный Пафнутий, основатель Боровского Рождественского монастыря и один из самых чтимых московских святых, был внуком татарина баскака (сборщика даней), осевшего в городе Боровске и принявшего здесь крещение с именем Мартин. Его сын Иван женился на девице Фотинии; это и были родители святого. Они жили в своем наследственном селе Кудинове, верстах в четырех от Боровска. Здесь в 1394 году и родился будущий подвижник. При крещении ему было наречено имя Парфений.
В возрасте двадцати лет Парфений оставил отцовский дом и удалился в Покровский Высоцкий монастырь близ Боровска. Настоятель монастыря Маркелл постриг юношу и нарек ему новое имя — Пафнутий. Наставником Пафнутия стал священноинок Никита, бывший ученик преподобного Сергия. Этот Никита был прежде игуменом Серпуховского Высоцкого монастыря, но затем, состарившись и страдая болезнью глаз, удалился на покой в Боровскую обитель. Впрочем, спустя несколько лет Никита отправился на север и основал в Костроме Богоявленский монастырь.
В течение семи лет Пафнутий находился в послушании у благочестивого старца и научился от него всем иноческим добродетелям. Когда игумен Маркелл преставился, братия избрала его настоятелем обители.
Игумен Пафнутий возглавлял Боровский Высоцкий монастырь в течение тринадцати лет. Затем он сильно и надолго заболел, так что во время болезни принял схиму (высшую степень монашества). По выздоровлении, в 1444 году, преподобный решает покинуть обитель. Он отказывается от игуменства и переселяется с одним иноком на новое место, отстоявшее на три версты от Боровска. Оно находилось при впадении в реку Протву небольшой речки Истерьмы, на высоком, поросшем густым лесом берегу. Вскоре к преподобному переселяются и многие из прежних иноков Высоцкой обители. Строятся кельи, а затем и деревянная церковь во имя Рождества Пресвятой Богородицы. (Впоследствии в монастыре ставится и каменная церковь; ее украсят иконы и росписи, выполненные знаменитым русским иконописцем Дионисием.) Так возник новый Рождественский монастырь.
Место, которое занимал монастырь, находилось уже вне пределов Боровского княжества. Прозябание прежнего Высоцкого монастыря и расцвет нового Рождественского вызвали гнев со стороны боровского князя Василия Ярославича. Житие преподобного Пафнутия, написанное учеником святого, будущим архиепископом Ростовским Вассианом Саниным, рассказывает о том, что князь даже подсылал своих слуг разорить или сжечь обитель Пафнутия. Одним из таких злодеев был новокрещенный татарин Ермолай. Пафнутий, однако, ласково поговорил с ним, и нрав татарина чудесным образом совершенно переменился; он не причинил обители никакого зла. Примирение между князем и игуменом произошло после 1445 года, когда в несчастном для русских сражении у Суздаля боровский князь Василий попал в плен к татарам вместе с великим князем Василием Васильевичем (будущим Василием Темным). Преподобный много молился об избавлении русских князей из плена; князь же Василий Ярославич, в свою очередь, раскаялся в прежней злобе.
Монастырь преподобного Пафнутия не отличала чрезмерная суровость аскетического жития, подобная образу жизни некоторых отшельников и пустынников того времени. Преподобный не требовал от братии невозможного, но зато чрезвычайно строго следил за соблюдением устава. Сам он всегда предавался посту, в некоторые дни совсем отказываясь от еды, а в другое время вкушая лишь немного простой постной пищи, но братии старался угодить, часто повелевал приготовить для трапезы то, что могло понравиться инокам. (Впрочем, в монастыре, разумеется, никогда не ели мяса.) Да и во всем прочем преподобный довольствовался самым малым. Одежда его была такою, замечает его ученик Иннокентий, автор «Сказания о преставлении преподобного Пафнутия», что мало кому из нищих пригодилась бы.
Внешность святого была не слишком выразительной: сгорбленный и малорослый, с большой седой бородой, в плохой одежде. Но он обладал поразительным даром воздействия на любого, с кем ему приходилось общаться. «Беседа же его была проста, — продолжает свой рассказ Иннокентий, — усладительно беседовать с ним было не только инокам, но и мирянам и странникам. Не робел он никогда перед лицом княжеским, дары богатых не могли улестить его, и сильным мира сего он повелевал неукоснительно соблюдать законы и заповеди Божии. С простыми людьми так же, как и с великими, беседовал и братьями их называл. И никто после беседы с ним никогда не уходил от него неутешенным».
Учениками преподобного Пафнутия были многие выдающиеся церковные деятели средневековой России — преподобный Иосиф Волоцкий, основатель Иосифо-Волоколамского монастыря, писатель и публицист, один из наиболее почитаемых русских святых; его брат Вассиан Санин, архимандрит Ростовский, списатель Жития святого Пафнутия; старцы Иннокентий, Исайя и другие. Непосредственное нравственное влияние Пафнутия испытал и прославленный иконописец Дионисий, однажды нарушивший запрет боровского игумена и из-за этого жестоко заболевший.
Две черты, прежде всего, отличают характер преподобного. Во-первых, это рачительность хозяина. Пафнутий неустанно заботится о монастыре, о монастырском хозяйстве. Он и сам работает не покладая рук, с усердием исполняя самые тяжелые монастырские послушания: рубит лес, носит дрова, копает землю, занимается плетением рыболовных сетей. Юный Иосиф Санин, придя в монастырь, застает игумена за рубкой дров в лесу, а рассказ о кончине преподобного начинается с того, что игумен указывает своему ученику Иннокентию, как именно следует поправить прорванную запруду в монастырском пруду. Эта рачительность станет отличительной особенностью русских монастырей более позднего времени.
Другая черта Пафнутия Боровского — его строгость, даже суровость, прежде всего, по отношению к власть предержащим. Он и ученикам своим внушал благоговейный страх, хотя как раз для братии всегда находил слово утешения. Старец Досифей Топорков, племянник Иосифа Волоцкого, записал впоследствии некоторые рассказы преподобного Пафнутия о давно прошедших временах — например, о море в Москве в 1327 году или о великом московском князе Иване Даниловиче Калите. Великий старец обладал способностью по лицу человека узнавать скрытые душевные страсти и помыслы, а потому ничто не могло укрыться от его взора. Преподобный Иосиф Волоцкий вспоминал о своем учителе, что он, когда нужно, бывал милостив и снисходителен, но подчас бывал суров и гневен. Князь Юрий Васильевич Дмитровский, бывший духовным сыном преподобного Пафнутия, рассказывал, что когда он шел на исповедь к преподобному, его охватывал такой трепет, что подчас подгибались колени. Игумен мог отослать даже очень богатый дар, принесенный в монастырь от князя или боярина, если тот чем-то вызвал его неудовольствие, мог не принять навестившего его властителя, не делая исключения даже для великого князя. Но при всем том он вызывал такое уважение у сильных мира сего, что обильные дары от бояр и князей щедро текли в его обитель. Покровителем Боровского монастыря был сам великий князь Иван III, «государь всея Руси».