— Благодарю вас, мсье, все в порядке. Ваше здоровье! — Почтальон поднял свой стакан.

— И твое тоже, Жан.

Несколько минут оба молча потягивали вино, этот ставший почти ежедневным ритуал был хорошо понятен мужчинам, и его не следовало менять. Затем снова заговорил Жан.

— Эта леди, которая рисует так понравившиеся вам картины… да, эта леди… похоже, она живет в Сен-Доминик, в нескольких километрах отсюда… вполне естественно, что владелец художественного салона не сообщил мне больше никаких деталей… он опасается за свои комиссионные!

Почтальон засмеялся над своей шуткой, и мужчина поддержал его.

— Да, как ты говоришь, это вполне естественно. Ох, ее картины очень хороши, они прекрасно отражают красоты этого района, и я был убежден, что художник… а оказывается, что художница… должен жить где-то здесь. А теперь еще глоток вина, прежде чем ты отправишься домой, к своей жене и семье…

— Ох, даже не знаю, мсье… — Почтальон как всегда попытался отказаться. — Ну, если только глоток… Благодарю вас!..

Через пятнадцать минут мужчина снова остался один. Кроссворд исчез со стола, его место заняла небольшая потрепанная записная книжка, испещренная цифрами и странными символами. Мужчина надел очки, в которых обычно читал. Моментами ему казалось, что его записи вообще не имеют никакого смысла, но в другие моменты они вызывали в его памяти вспышки воспоминаний. Мужчина не торопился, ему надо было внимательно изучить эти записи.

Итак, она живет в Сен-Доминик. Теперь он знал это точно. На поиски он потратил неделю или чуть больше, но теперь все будет проще. Он ждал слишком долго, так что лишние день-два или даже неделя теперь не имеют значения. Мужчина снова принялся внимательно просматривать страницы записной книжки, его глаза и мозг с жадностью стремились выудить из записей информацию, которая могла бы стать ключом и открыть дверь его запертой памяти. И хоть память все еще возвращалась к нему слишком медленно, уже наблюдался некоторый прогресс. Каждый день в памяти всплывали какие-то картины, и это вселяло надежду. Ведь он всегда подсознательно чувствовал, что Луиза жива, чувствовал это даже в состоянии умственного тумана, из которого постепенно выбирался. Да, чувствовал…

Тяжело было осознавать, что она находится всего в получасе езды от него. Мужчина глубоко вздохнул и подумал о своей дочери. Конечно, не следовало звонить ей, но какая-то непреодолимая сила заставила его сделать это… И дочь оказалась дома. Она спала, но очень обрадовалась и сказала, что, наверное, видит сон. Мужчина закрыл глаза при этом воспоминании, оно было настолько четким и живым, что, казалось, он слышит сейчас слова дочери. Он звонил очень рано, около семи утра, совсем позабыв о разнице во времени.

Если бы только он мог увидеть ее, убедиться, что с ней все в порядке. Ведь во время телефонного разговора ему показалось, что звук какой-то странный, слышался какой-то легкий фон. Что это могло быть?

Мужчина потер лоб, слегка сдвинув очки. Что-то в глубине души подсказывало ему, что здесь не все чисто. Внезапно ему захотелось есть. Он поднялся и скрылся в тени дома. Высокий, мускулистый мужчина, длинноногий, худощавый, волосы длиннее, чем он носил обычно. Совсем другой человек, сейчас его бы не узнал даже проницательный наблюдатель. Шрамы тоже здорово изменили его внешность, пожалуй, даже лучше, чем любая пластическая операция, хотя появились они непреднамеренно и стоили ему огромной боли. Да, превращение Джона Мида в Мартина Кавалье, с одной стороны, стоило ему многого, но, с другой, не стоило ничего.

Он приготовил себе простой салат, намазал маслом рогалик, но отложил его в сторону. Возможно, завтра он поедет в Сен-Доминик, пообедает в одном из ресторанов на площади, а потом погуляет. Можно будет сделать несколько покупок в разных магазинах. И он найдет ее. На это может уйти неделя, месяц, а может, и всего один день. Но он ее найдет!

И тогда воссоединятся частицы его раздробленной памяти.