Илюшин бегло просмотрел подшивку газет за две тысячи шестой год, начиная с июля. Как он и предполагал, волна постепенно затухла. Прибой не вынес на берег ни имен, ни украденных денег, – ничего.

Тогда он вернулся на год назад. Его вело чистое наитие.

Однако, листая страницу за страницей, он обнаружил кое-что интересное. Пятнадцатое июля послужило своего рода границей между относительно мирной жизнью города и началом военных действий. Кто вел войну, не было до конца понятно, однако это, несомненно, была война.

Он зарылся в газеты, точно змея в осенние листья: они взлетали, они шуршали вокруг него, они рассказывали черную историю города, они нашептывали имена тех, кто лег в землю или сгинул без вести.

Изучая жизнь города по преступлениям, Илюшин понял, отчего Бабкин назвал его криминальным. Кражи, ограбления, изнасилования, стычки молодежных банд… Однако все это не шло ни в какое сравнение с тем валом убийств, который нахлынул на Щедровск после июля две тысячи шестого. Как будто кто-то дал отмашку: «Можно!» – и началась вакханалия.

Илюшин задумался.

Фамилия Мансурова нигде не фигурировала. Он рассчитывал наткнуться на его след, и его не оставляло ощущение, что след есть, – развеян в воздухе, точно дым, или, может быть, затоптан; неразличим среди сотен таких же следов, оставленных грабителями, убийцами, насильниками. «Нужна зацепка, – думал Макар, – хотя бы самая маленькая, нам вдвоем не перебрать эту гору, откладывая в сторону по одному камню, она слишком высока… Я должен хотя бы понимать, в какой стороне вести поиски».

Его осенила новая мысль.

– Можно архив за две тысячи седьмой? – попросил он.

– Конечно.

На столе выросли новые стопки. Илюшин поймал удивленный взгляд библиотекарши.

Две тысячи седьмой год рассказывал совсем другие истории. Кражи. Нашествие цыган-попрошаек. Работник жилищно-коммунального хозяйства провалился в канализационный люк и погиб. Три дачи обворованы, две сожжены. Задержан мошенник, выдававший себя за контролера. После столкновения маршрутного такси и троллейбуса номер пять состоялась драка с участием водителей маршрутного такси и троллейбуса номер пять (в слове «состоялась», использованном журналистом, чувствовалось спокойное удовлетворение человека, который заплатил за билет, и спектакль оправдал его ожидания).

Илюшин в изумлении перепроверил, те ли подшивки ему выдали. Это по-прежнему были новости Щедровска.

Что за чертовщина!

«Мне необходима статистика правонарушений за несколько лет», – сказал себе Макар. Однако он чувствовал: в этот раз журналистам можно верить. На разный мотив, но они пели общую песню: это была ода городу, который выстоял в войне и зажил тихой провинциальной жизнью.

Ни одного громкого убийства за первые три месяца две тысячи седьмого.

Ни одной стычки банд в ресторане, принадлежащем (о, по слухам, всегда только по слухам) вору в законе.

Ни одного изуродованного тела, найденного собачниками или детьми, игравшими в лесопарке.

Все стихло.

– Остановка «Живописная», – объявил вагоновожатый.