Они стояли в пустом вестибюле, где гулко звучали слова и шаги. Из приоткрытой двери, которую заведующая не стала закрывать, явно давая понять, что гость здесь не задержится, несло краской: снаружи на крыльце трудился маляр. Илюшин раскашлялся.
– Вы что, болеете? – Она неприязненно смотрела на него из-за стекол толстых очков. – Мне здесь зараза не нужна!
– Это от запаха. Валентина Викторовна, я частным образом расследую дело, в котором может быть замешан ваш бывший воспитанник. У меня нет никаких зацепок, совсем ничего. Буду благодарен вам за помощь. Любая информация, все, что вы помните, – все может пригодиться.
– О каком воспитаннике вы говорите?
– Об Антоне Мансурове. Помните такого?
Что-то изменилось в ее лице, хотя она быстро овладела собой.
– Пройдемте в мой кабинет.
В просторной комнате на стенах висели рисунки детей вперемешку с почетными грамотами. Гусева выдвинула ящик и широким движением смела со стола папки и документы. Поправила очки. Налила в стакан воды, но пить не стала. Включила стоявший в углу телевизор и сразу выключила. Илюшин внимательно следил за каждым движением заведующей.
– Что вы хотите знать? – резко спросила она.
– Что собой представлял Антон, когда жил у вас, – не задумываясь, ответил Илюшин.
– Целеустремленный, интеллектуально сохранный, спокойный, жизнерадостный, – казенным голосом перечислила Гусева.
Макар про себя вздохнул. «Отличная могла бы быть характеристика Бабкина».
– Валентина Викторовна, как он к вам попал?
– До девяти лет жил с бабушкой. Потом она умерла, других взрослых родственников не было – или они не захотели его взять.
– А мать, отец?
– Нет, он безотцовщина. А матери не стало, когда ему было года три, кажется, максимум четыре. В общем, поначалу Антон был типичным домашним ребенком, который выделялся только одним: он наотрез не желал, чтобы его усыновляли.
– Почему?
– Не знаю. Все воспитанники хотят домой. Кто-то мечтает о семье, дети с нарушением привязанности думают, что их ожидает безбедная ленивая жизнь с чипсами и неограниченным временем на игры… Но таких, как Антон, у нас не было. Он бойкотировал все собеседования и встречи с потенциальными усыновителями или опекунами.
– Вы сказали: «Сначала Антон был типичным домашним ребенком». – Илюшин подался вперед. – А потом? Что-то изменилось?
Гусева, не мигая, смотрела на него, словно взвешивая, заслуживает ли он честного ответа.