По выходе «С точки зрения Карфагена» въедливые критики обратили внимание на существенный недочет: авторы увлеклись политикой, экономикой, пространными обзорами из жизни соседей Финикии и совершенно позабыли о «маленьком человеке» — обычном среднестатистическом карфагенянине, гражданине Нового Города и налогоплательщике, имеющем право голоса в народном собрании.
Отлично, давайте на основе имеющихся скупых данных попытаемся реконструировать хотя бы один день из жизни обитателя имперской столицы, жившего перед началом Первой Пунической войны в 264 году до н. э., то есть 2284 года назад. В этом нам помогут археологические данные и записки побывавших в Карфагене чужеземных гостей.
Нас не интересуют портовые нищие или зажравшиеся олигархи — как низшая, так и высшая прослойка общества не являются ведущими маркерами для определения качества жизни. Пускай наш герой получит имя Баал-Ганнон («Баал Милостив»), ему будет 30 лет, то есть самый расцвет сил. Принадлежит он к тому самому «среднему классу», который долгие столетия был центральной экономическо-политической силой в финикийских колониях и затем в самом Карфагене, как независимом государстве.
Баал-Ганнон — наёмный государственный служащий, то есть жалованье получает из бюджета. Он руководит плотницкой мастерской при военной гавани Карфагена, причем ремесло унаследовал от отца, тот от деда и далее по восходящей линии — ремесленные «трудовые династии» в финикийских городах были делом самым обычным и естественным. Младшие сыновья еще могли выбрать для себя занятие по душе, но старшие обязательно продолжали дело предков, что помогало преумножать и сохранять профессиональные навыки на протяжении многих поколений.
Высококлассные специалисты вовсе не обязательно трудились в частной коммерции — в государственных структурах и финансируемых казной важнейших стратегических отраслях, наподобие кораблестроения, зачастую можно заработать гораздо больше. К тому же никто не отменял абстрактную «коррупцию» как дополнительную статью дохода. Всегда можно договориться с поставщиком о выгодном госзаказе за скромный откат или спихнуть налево излишки материала — дело совершенно житейское. Производство в Древнем мире было практически безотходным: ресурсов немного, они ценны, а потому древесные «излишки» можно использовать хоть для вырезания игрушек для детей, хоть для изготовления дешевой посуды.
О немалом размахе коррупции в позднем Карфагене пишут практически все античные авторы, причем вовсе не со зла или из желания уязвить пунийцев — большое и богатое государство с колоссальным денежным оборотом автоматически подразумевает желание зачерпнуть из бездонной общественной кормушки десяток золотых монет для семьи, для деток. От Карфагена не убудет, да и взгляните хоть на римский Сенат — взяточник на взяточнике! Правда, римляне предпочитают об этом не распространяться: считается неприличным.
...Подъём перед восходом солнца — нельзя терять световой день, при освещении масляными лампами или факелами много не наработаешь, вдобавок это лишние расходы. Спал Баал-Ганнон на деревянной тахте высотой всего-то по колено, причем не в душном помещении, а на плоской крыше четырехэтажного дома. Позволить себе виллу в Мегарах, районе выселков (находящихся внутри периметра новой крепостной стены), наш герой не может — земля в городе, особенно в зоне садов и парков, безумно дорогая.
Тем не менее жилищным условиям Баал-Ганнона можно позавидовать — недалеко от центра города и гавани, дом стоит на широченном «проспекте», спускающемся с холма Бирса к морю. Многоэтажное строительство, как мы уже рассказывали, было в Карфагене широко развито. «Квартиры» пунийцы изобрели сразу после перестройки раннего Нового Города по генеральному плану — старинный восточный городок с узкими улицами, вившимися вокруг Бирсы, не удовлетворял требованиям столицы могучей средиземноморской державы.
Как обеспеченный человек Баал-Ганнон занимает верхний, четвертый этаж здания, общая площадь помещения более ста пятидесяти квадратных метров. Владение крышей подразумевает дополнительные удобства — между деревянным потолком квартиры и покрытием крыши встроены цистерны для сбора воды. Это узкие, вытянутые в виде буквы I ёмкости, где накапливается конденсат, образующийся после частых туманов, и дождевая вода. Климат сейчас куда более влажный, чем в отдаленном будущем, а потому воды для снабжения «санузла» и кухни со стоками в виде керамических труб предостаточно. Стоки выводятся под мостовые и стекают в море — канализация в Карфагене появилась на столетия раньше, чем в Риме.
Семья — жена и пятеро детей, с наемной прислугой из ливио-финикийцев[2], — отправлены за город, на юг. Частный дом в столице — это разорение и никому не нужное пижонство, но представитель среднего класса вполне может позволить себе небольшое загородное поместье где-нибудь под Замой, в дне конного хода от Карфагена. Фруктовые сады, кипарисовые рощи, свежий воздух вместо городской пылищи. Детей у Баал-Ганнона много, супруга опять на сносях — это свидетельствует о том, что глава семьи может прокормить обширное потомство и уверен в будущем.
Дети после рождения выжили, что в условиях немыслимой для XXI века детской смертности той эпохи говорит о хорошем уходе и качественном питании. Бичом для новорожденных являлись всевозможные детские инфекции, известные нам доселе: корь, дифтерия, ветряная оспа, коклюш, скарлатина. Однако в те отдаленные времена существовали и куда более страшные угрозы — оспа натуральная, желтая лихорадка, сыпной тиф, сибирская язва (тогда она называлась «персидским огнем»), А если учитывать расположение Карфагена на северном побережье Африки, то и заносимые из глубины континента опаснейшие геморрагические лихорадки наподобие широко известного вируса Эбола.
Увы, но сейчас нам практически ничего не известно об институте брака в Карфагене. Сведения не сохранились. Мы точно не знаем, были пунийцы моногамны или полигамны, какую роль в семье играла женщина, но по некоторым археологическим данным можно сделать вывод о том, что, в отличие от абсолютно подчиненной мужчине (отцу, мужу, брату или опекуну) римлянки, карфагенянки пользовались значительно большей свободой.
Во-первых, в семейных захоронениях обнаружены почти исключительно моногамные пары, есть один случай упоминания двоеженства. Во-вторых, судя по посвятительным и погребальным надписям, женщины имели право совершать жертвоприношения и проводить религиозные обряды, служили жрицами в особых коллегиях, что подразумевает определенную степень участия в общественных делах города и страны в целом.
Это в отличие от суровых крестьянских общин раннего Рима, где женщина была сосредоточена только и исключительно на семье и становилась инкубатором по воспроизводству рабочей силы для прадедовского надела — таким патриархальным укладом неумеренно восторгался Катон Старший в своем сочинении «De agri cultura», повествующем о благолепных земледельцах Нация.
В-третьих, гражданка Карфагена могла владеть и управлять бизнесом, что само по себе довело бы вышеупомянутого Катона до сердечного приступа. Для республиканского Рима это выглядело вопиющим попранием основ и устоев, грязным надругательством над заветами пращуров и презрением к вековым традициям. Известна надгробная надпись, сообщающая о некоей Шибуле, «городской торговке»[3] — торговля в целом была специальностью у финикийцев уважаемой, основой основ, ну а если в эпитафии упомянут род занятий скончавшейся женщины, то ее профессиональная деятельность считалась важной и престижной...
Суммируем: скорее всего, карфагеняне были моногамны, а женщины в пунийском мире пользовались куда более широкими правами, чем в древнем Риме. Детям уделялось достаточное внимание — археологами найдены рожки-соски для вскармливания и детские игрушки, кроме того, без надлежащего образования пробиться в люди отрокам было невозможно. Вероятно, школы существовали при храмах и был развит институт частных преподавателей. Иным не объяснить практически поголовную грамотность карфагенян, отмечаемую греческими и латинскими писателями и хронистами.
...Баал-Ганнон спускается по лесенке с крыши собственно в жилище, умыться. Найденные при раскопках в Керкуане образцы свидетельствуют, что карфагенянам были известны ванны, раковины и некое подобие унитаза квадратной формы с крышкой. Квартира разделена крест-накрест несущими стенами на четыре большущие «комнаты» с вертикальными прямоугольными (наподобие бойниц) окнами с пилястрами[4]. Три жилые, четвертая хозяйственная — с кухонным очагом, хранилищем припасов, амфор и отгороженным тростниковой ширмой «санузлом». Мебели минимум — тахты (т. н. punicani lectuli, «пунийские ложа»), сундуки, на которых можно сидеть или лежать, как на лавках, столы. Привычных нам шкафов нет, лишь полки. Вещи хранятся в сундуках.
Пожилой раб-ливиец готовит для господина завтрак. Раб в доме один, этого вполне хватает для работы по хозяйству и походов на рынок за свежими продуктами в отсутствие госпожи. Несмотря на то что наступила эпоха массового применения рабского труда и невольники десятками тысяч вкалывают на латифундиях и тяжелых работах наподобие каменоломен, домашние рабы ценятся высоко и входят в доверенный семейный круг — ливиец был для Баал-Ганнона «дядькой» еще с детства, а потому рабство для него лишь социальный статус «лично не свободного», не воспринимаемый в Древнем мире как нечто ужасное и несправедливое. Впрочем, следует помнить о колоссальной разнице в положении раба на плантациях и раба домашнего.
Пища очень простая, никаких соловьиных язычков. С вечера осталась «пунийская похлебка», тёплая, поскольку угли в очаге еще тлеют. Рецепт сохранил для нас Катон Старший:
«...Хорошо размешать ливр[5] муки в воде, перелить в чистую емкость и добавить три ливра творога, пол-ливра меда и одно яйцо. Всё хорошо размешать и томить на огне в новой посуде».