Я ответила ей, стараясь контролировать свой голос:
— Все в порядке. Я звоню тебе, чтобы кое-что сказать…
Прежде чем я успела хоть слово вымолвить, Феде с полной уверенностью заявила:
— Ты ведь беременна, правда? Сколько месяцев? — спросила она взволнованно.
— Откуда ты знаешь? — поинтересовалась я. — Я никому не говорила… ну, шестой месяц.
— Ну конечно, еще бы! — радостно воскликнула Феде. — Помнишь, в декабре мы разговаривали с Богом? После молитвы Господь дал мне возможность увидеть тебя на шестом месяце беременности… Я спрашивала его, когда это произойдет, поскольку уже много времени прошло с момента видения… Ну конечно! В том видении ты была на шестом месяце, значит сейчас у тебя пять месяцев. Так значит Господь сказал мне тогда, что ты расскажешь мне о своей беременности, будучи на шестом месяце.
Сестра была так счастлива, что трещала без умолку. Конечно… Господь уже поведал нам об этом.
О новости узнала не только вся родня; в журнале «Hola!»[66] вышло мое эксклюзивное интервью, поскольку мне показалось неплохой идеей рассказать об этом своим фанам. После похищения сестер и залечивания ран, я долгое время избегала прессы. Мне нужно было время на то, чтобы прийти в себя после всего случившегося, но эту новость я должна была сообщить всем.
Я заботилась о себе на протяжении всей беременности. Я занималась йогой для беременных, давая себе очень маленькую нагрузку; гуляла; читала все книги, рассказывающие о том, как подготовиться к материнству; ела исключительно полезные, диетические продукты; никакого алкоголя; медитировала и занималась дыхательными упражнениями.
На сроке восьми месяцев я начала чувствовать себя как-то странно, очень усталой. В течение последних месяцев мама была со мной. Когда я рассказала ей о своем самочувствии, она успокоила меня, сказав: «Ай, доченька, это нормально. Ребенок тянет из своей матери все, что может — кальций, витамины, словом, все… Ребенок ест тебя, доченька. Он должен вырасти большим и сильным, так что абсолютно нормально, что ты так себя чувствуешь. Спи и отдыхай, сколько можешь, потому что потом у тебя не будет на это времени».
Я всегда знала, что у меня будет девочка. С тех пор, как мы с Томми впервые заговорили о детях, нам обоим хотелось, чтобы первой была девочка. Просто невероятно, как может измениться человек. Раньше я все время думала о карьере, дисках, а теперь все мои мысли были целиком и полностью сосредоточены на ребенке. Я непрестанно представляла себе разные вещи — какое у нее будет лицо, на кого она будет похожа, какой у нее будет характер… Я старалась представить, какой она будет. Будет ли она ласковой? А, может, серьезной? Или веселой? Как же мне было интересно. Ну и конечно же, выбор имени, которое станет частью личности ребенка. Сначала я хотела Джина Сабрина или просто Сабрина. Нам очень нравилось это имя, потому что у него было итальянское звучание, и оно обладало определенной силой. Когда нам подтвердили пол ребенка, мы сходили с ума. Кто-то подарил нам книгу имен, которую вместе со мной просматривали мои подружки, уже ставшие мамами. Среди всех имен на букву «С» я нашла имя Сакае. Нам понравилось как оно звучало вместе с Сабриной и, кроме того, в Японии оно означало удачу и успех. Сабрина означало принцесса, так что в нашем доме была бы Принцесса Удачи. «Как замечательно, — говорили мы, выбирая имя, — что в нашу жизнь придет Королева Удачи».
Рождение
Схватки начались 5 октября ближе к вечеру. Пузырь еще не лопнул, и воды не отошли. Поначалу я подумала, что это обычные боли последних дней и случайные тренировочные схватки. Судя по нашим с врачом подсчетам, до родов у меня оставалось еще несколько дней. Однако схватки были довольно болезненными и становились все чаще. К двенадцати часам они стали более продолжительными, а боль нарастала. Все это предупредило меня о том, что пришло время рожать. Я терпела, сколько могла, но в четыре часа, едва занялся рассвет, простонала: «А-а-а, Томми, едем в город!»
Мы живем на окраине Нью-Йорка, и обычно тратим около 45 минут на то, чтобы добраться до того района Манхэттена, где находится больница. Поскольку схватки были непостоянными и прерывистыми, и боль, несмотря на ее силу, была еще терпимой, мы решили, что, пожалуй, будет лучше заехать на нашу городскую квартиру и там подождать, когда совсем рассветет. И тем не менее, с утра пораньше мы уже были у врача, чтобы он меня осмотрел.
— Талия, — с улыбкой сказал он, — шейка открылась только на два сантиметра.
— Что? только на два? — переспросила я, немного смущенная, поскольку рассчитывала, что он уже оставит меня в больнице, чтобы принять роды. Заметив выражение его лица, когда он говорил: «У вас в запасе еще не одна пара часов», я подумала про себя: «И чего он улыбается, этот доктор? Конечно, он-то не чувствует то, что я, ему легко вернуть меня домой»… Доктор посоветовал мне вернуться домой, а в больницу приехать вечером, около шести. Короче говоря, мы поехали обратно в квартиру.
Поскольку я понимала, что нет способа целый день выдерживать эти боли, я позвонила одной акушерке, специализирующейся в области холистики[67], но имевшей медицинские познания, которая помогала женщинам во время родов. Во время последнего месяца беременности она мне очень помогала, делая подготовительный массаж для родов. В обществе ее и Томми мои нервы успокаивались, а мучительное беспокойство и желание убежать проходило. В пять вечера я больше не могла терпеть и не находила себе места. Я перепробовала все положения, чтобы уменьшить силу схваток. Я вставала, садилась, ложилась на бок, присаживалась на корточки, принимала теплые ванночки и душ, делала массаж, лежа на спине, но ничего, ничего не могло избавить меня от этой боли. Я не могла дышать, все меня раздражало, даже халат, который был на мне. Меня бросало то в жар, то в холод, я то плакала, то смеялась, то обливалась потом, то снимала тапки, то надевала…
На помощь! Эй, кто-нибудь, помогите мне! Я была в отчаянии. В моей голове проносились образы тех женщин из далекого прошлого, которые рожали в своих домах или, выйдя на улицу, производили детей на свет, присев на корточки и вцепившись в ветку дерева. Господи, какая храбрость! Какая отвага! В те минуты я могла думать только о том, как они это делали… За что мне уцепиться? Дайте мне ветку! Нет, они были настоящими героинями…
Женщины, прошедшие через это, отлично меня поймут. В таких делах любая из нас теряет образование, воспитание и хорошие манеры. Схватки приносят с собой тревогу и отчаяние, мы лишаемся опоры, и вперед начинает выходить женщина, у которой каким-то образом в запасе имеются только те слова, что показывают ее теперешнее состояние. Например, в какой-то момент мне нужно было позвать Роситу, чудесную женщину, которая работала в моем доме всю жизнь, и я громко рявкнула: «Ро-о-са!» Роса примчалась и спросила: «Что случилось, сеньора?» Тогда еще громче, чем в первый раз, я завопила: «Скажи этому сукину негодяю, пусть немедленно подает машину, и скажи Томми, чтобы пришел сию же секунду, о-ох… или пусть остается… или нет, м-м-м… да пусть катится на хрен… а я еду в больницу!» Бедная Росита вынуждена была выслушивать мою брань… Я уже попросила у нее прощения за это, но сейчас прошу снова, уже публично: прости меня, Росита.
Томми настаивал на том, чтобы я терпела как можно дольше, потому что дома мне было бы гораздо удобнее, чем в больнице. Конечно, он во всем был прав, но мое отчаяние понимает только тот, кто сам испытал родовые муки. В критические моменты помимо того, что я сквернословлю, во мне присутствует Мария из предместья, и тогда никто меня не остановит. Подобное поведение является отличной защитой для человека, пребывающего в отчаянии. Не знаю почему, но у меня это всегда очень хорошо срабатывало, и я успокаивалась. Когда я была непоседливой девчонкой, мама отвозила меня в парк Чапультепек или в какой-нибудь другой парк и говорила: «Доченька, носись по всем лужайкам и кричи во всю мочь любые грубые слова, какие тебе захочется». Я носилась, как безумная и непрерывно орала «жо-о-па, жопа, жопа». Через полчаса я возвращалась к машине, время от времени тихо бормоча себе под нос «задница… задница». Эта стратегия срабатывала.