Он выпучил глаза.

– Боже, НЕТ! – я же только улыбался ему, пока он не понял, что я над ним подшучиваю. – Мэрилин права, ты и вправду тот еще сукин сын!

– Ну да ладно. Теперь успокойся и расслабься. Веселись и скажи спасибо всем волонтерам. Либо мы выигрываем, я произношу победную речь, и мы празднуем, либо я проигрываю, даю уступающую речь и мы напиваемся и рыдаем. Мы, математики, зовем это двоичным исходом, игрой с нулевым результатом. Я позволю тебе встать, если ты поклянешься, что достанешь пива и выпьешь.

Брю закатил глаза, но пообещал, и я со смехом его отпустил. Затем вошли Джон и Джек Нерштейн со стаканами, ведром со льдом, и бутылками виски и Спрайта. Мы налили себе по стакану.

– Ваше здоровье, господа! – сказал Джек.

– До дна! – поддержал я.

– Наше здоровье! – добавил Джон. Он отпил немного, и затем спросил: – Готов?

– Уже слишком поздно отступать, – я сделал еще глоток. – Не знаю даже, что меня больше пугает – проиграть и потом смотреть в лицо людям, или выиграть и взаправду стать конгрессменом! Что я вообще, блять, знаю о том, каково им быть?

– Ну, хуже Стюарта ты не будешь, и может, мы даже получим благодаря тебе что-то хорошее, – с улыбкой ответил Нерштейн.

– Мда-а, отличный получился бы слоган для кампании – «Он ничем не хуже, чем нынешний мудила!» Напомни мне, чтобы я не брал тебя в свою следующую кампанию, – оба собеседника расхохотались.

Там у нас была парочка телевизоров, один в большом зале, и еще один в спальне нашего мини-штаба. На одном был включен WMAR, на другом – WJZ. В восемь к нам вошли Мэрилин с Хелен Штайнер вместе с Брю и Мисси, и мы начали смотреть. Все, что сказали в восемь часов, так это что голосование закончилось. Никаких предварительных прогнозов не озвучивалось. Мы все выпили по стаканчику. Хелен спросила:

– А что будешь делать со штабом кампании?

Я пожал плечами.

– Если проиграю, мы уберемся, я слиняю домой и буду плакать. Если выиграю, то я думал просто выкупить его. Часть его можно оформить под мой местный офис, а оставшееся оставить под склад и будущие кампании. Спроси меня об этом завтра.

– Я спрошу еще раз, но сегодня ночью!

Мы установили командный пункт с парочкой телефонов в углу главного зала. Около четверти девятого нам начали поступать звонки от разных участков в округе, и мы начали вести учет голосов на доске. В начале мы вырвались вперед, но, если разрыв меньше одного процента от общего количества, это бессмысленно. Хотя к девяти лидерство укрепилось. Тогда насчитали приблизительно двести десять тысяч голосов, которые могли участвовать в голосованиях, и итоговыми процентами было 19,517 у меня и 17,223 у Стюарта. Телеканалы пока что ни о чем не сообщали.

Я был слишком взвинчен, чтобы думать. Я налил себе еще один стакан, Мэрилин последовала за мной, и я налил и ей. Она усадила меня на диван и присела рядом.

– Тебе нужно успокоиться.

Люди входили и выходили, и каждый раз кто-нибудь вздрагивал, когда раздавался новый звонок.

Все закипело в десять часов. Раздались крики в главном зале, и Джек Нерштейн заорал: