– Ты никогда не говоришь о своем отце, по крайней мере, не слишком много.

Я пожал плечами: – Что ты хочешь, чтобы я тебе о нем рассказал, Чарли? Он от меня отрекся, в конце концов!

– Не знаю. Каким он был? – спросил он.

Я вздохнул. Мы никогда особенно не разговаривали о моей семье. Он знал мою историю, как и практически любой американец, умеющий читать, но на этом все заканчивалось. Семья его матери была частью его жизни, как и семья его крестной. Мои же мать и отец – не слишком.

– Слушай, для всего мира он был отличным парнем. Он был таким человеком, которого хочется иметь соседом. Он подстригал свой газон, поддерживал свой дом, ходил в церковь, отправил своих детей в школу, никогда не изменял жене – ну, знаешь, обыденные скучные вещи. Для меня же он был редкостным ублюдком. Мама была сумасшедшей, Хэмилтон был еще хуже, а для моего отца я был всего лишь последствием. Я съехал, когда мне было шестнадцать, и желал, чтобы я сделал это раньше.

– Хм.

– Черт, Чарли, прочитай книгу какую-нибудь. Сейчас про меня, должно быть, написали уже с десяток биографий. Никто из этих авторов со мной никогда не общался, но они все эксперты, – и я опять пожал плечами, – Перейдем к более интересным темам, что ты думаешь делать, когда оставишь службу?

– Я собираюсь вернуться в мотокроссы, но, может, также попробую и гран-при, ну, знаешь, гонки на трассе. У меня был шанс попробовать прямо перед тем, как я ушел служить, и это было вправду сумасшедше. Я все еще был на связи с Баки, и он с его отцом все еще заинтересованы в том, чтобы меня спонсировать. По крайней мере, пока не увидят, могу ли я соревноваться с молодежью.

– Тебе будет двадцать один, а ты уже волнуешься из-за ребят помоложе? – недоверчиво спросил я.

– Пап, когда я вышел в профессиональную лигу, мне было шестнадцать.

Я пожал плечами на это. Двадцать один и уже все, старик? Нелепость! – Ладно. Это все равно должно быть намного интереснее, чем морская пехота.

– А?

– Чарли, если ты хотел остаться, то командование ограничит тебя по службе.

Он бросил на меня неодобрительный взгляд: – Ты обещал, что не будешь это делать!

– Я солгал, – и я приподнял руки, чтобы отбиться от любых атак, – Слушай, за тебя я не переживаю, но подумай, что произойдет, если плохие парни узнают, что рядом сын американского президента. Предположим, был бы ты в Афганистане? Там нет никого, кому я хотя бы дырявый пятак доверил. И обе стороны начали бы сражаться за тебя, и даже если ты сам останешься в безопасности, как много твоих друзей и однополчан бы погибло, защищая тебя? Я ответственен перед ними так же, как и ответственен перед тобой.

– Угу.

– Какие потери нам пришлось бы понести, чтобы уберечь тебя? Я не пойду на такой риск. До тех пор, пока я президент – тебя к боевым действиям и близко не подпустят, – сказал ему я.

Он повернулся лицом к окну и пробормотал тихое: – Черт!

Через пару минут он снова посмотрел на меня и кивнул. – Я хочу закончить свой курс с третьим батальоном второго корпуса. Хотя бы это я могу?

– Конечно. Я попытаюсь никуда не вторгаться всю следующую осень.