— Здорово, ты родишь мне сестрёнку!
Мы от души засмеялись.
— Да, у тебя появится подружка, — Джилл чмокнула девчушку в лоб.
Оливия принесла поднос с чашкой и, поставив на стол, удалилась. Взял кофе и пригубил, наблюдая за завистливым взором беременной.
— Тебе нельзя, — передразнил.
Джилл испустила усталый рык:
— Когда рожу, наемся до отвала.
— Нет, — уже откровенно засмеялся над ней. — Потом нужно кормить малышку грудью. Ничего вредного.
— Я тебя ненавижу, — она тоже засмеялась.
Мы ещё долго разговаривали и уже в потёмках я распрощался с ней и домочадцами. Сам хозяин дома так и не появился.
АНДРЕС
Шёл заплетая ноги. Дыра в груди расширилась до невероятных размеров. Её больше нет…
Я стоял возле палаты реанимации и наблюдал, как хирурги пытаются вновь завести ей сердце. Звук линии жизни до сих пор звучит в моём мозгу.
— Время смерти 16:37,- приговор доктора.
Я умер с ней, рядом. Мам… Мамочка…
Мой крик боли утонул в её плече. Целовал руки, лицо, уговаривая вернуться. Прошу тебя, мам, не оставляй меня одного. Но крик траура переродился в гул, слёзы в сухую солёную плёнку на лице. Во мне снова шестилетний мальчик, которого мама потеряла в парке. Он плачет, озирается, зовёт её. И ему очень страшно. Но тогда был счастливый конец, мама нашлась. Здесь же я смотрел на белое лицо, с приоткрытым ртом, впалыми щеками. Седые волосы распластаны по подушке. Катетеры и патрубки больше не имеют смысла. Она ушла безвозвратно.
Улица была тёмной и нелюдимой, но мне было всё равно. Пьяные ноги заплетались у паребриков. Останавливался, чтобы отпить из бутылки, в которую вцепился намертво.
Я даже не слышал опасное обращение ко мне.
— Да он в стельку, — хихикнул плюгавый шкет, смотря на меня.
Второй коротыш осмелился толкнуть.