Русский комитет призывает всех русских людей, находящихся в освобожденных областях и в областях, занятых еще большевистской властью, рабочих, крестьян, интеллигенцию, бойцов, командиров, политработников объединяться для борьбы за Родину, против ее злейшего врага – большевизма. Русский комитет призывает бойцов и командиров Красной Армии, всех русских людей переходить на сторону действующей в союзе с Германией Русской освободительной армии. При этом всем перешедшим на сторону борцов против большевизма гарантируются неприкосновенность и жизнь, вне зависимости от их прежней деятельности и занимаемой должности. Довольно проливать народную кровь! Довольно вдов и сирот! Довольно голода, подневольного труда и мучений в большевистских застенках! Вставайте на борьбу за свободу! На бой за святое дело нашей Родины! На смертный бой за счастье русского народа! Да здравствует почетный мир с Германией, кладущий начало вечному содружеству немецкого и русского народов!

Друзья и братья! Я весьма рад, что в ваших рядах нашлись истинные патриоты русского народа и сформировали отряд Русской освободительной армии, который передается в распоряжение германского командования для отправки на Балканы.

После Власова коротко выступил Жиленков. Забравшись на деревянный помост, он призывал русских военнопленных вступать в армию Власова. Затем оба бывших советских, а ныне полунемецких генерала ходили по лагерю, беседуя с военнопленными, убеждая тех, кто еще не решился связать свою судьбу с РОА, а тех, кто уже вступил в ряды Русской освободительной армии, подбадривали и даже шутили.

Улучив момент, когда со своим лётценским старым знакомым можно было переговорить с глазу на глаз, Таврин сообщил ему, что дал согласие сотрудничать с немецкой разведкой и его зачислили в «зондер-команду».

– Наконец-то! – тут же отреагировал Жиленков. – Давно пора.

– Да, но только у меня довольно сложный выбор, над которым я ломаю голову уже целых две недели.

– Что за выбор? Давай вместе решим.

Таврин с благодарностью посмотрел на Жиленкова. И объяснил ему, из каких трех заданий ему предстояло выбрать одно.

– И думать не надо! – резко и решительно произнес Жиленков. – Только террор! Соглашайся на задание по террору против советских руководителей, и в первую очередь – против Сталина.

Таврин несколько опешил. Жиленков предлагал ему делать именно то, что он для себя отмел сразу. Видя нерешительность и сомнение собеседника, Жиленков прибег к своему искусству оратора и уговорщика.

– Пойми ты, – уговаривал он. – Если тебе такое покушение удастся, ты станешь великой исторической личностью. Заслуга твоя никогда не будет забыта, и после падения нынешней власти – а со смертью Сталина она обязательно рухнет, она держится на нем – ты непременно займешь достойное место, и твои заслуги никогда не будут забыты.

Таврин смотрел снизу вверх на Жиленкова. Он проникся к нему полным доверием и уважением. Хотя практически не знал его ни как человека, ни как государственного деятеля. Видел только его несколько барские замашки (что было особенно странным для бывшего беспризорника), да знал его любимую фразу о том, что в Советском Союзе он был почти член ЦК.

– Запомни, Петр, только террор! По возвращении в Берлин я приму необходимые меры к ускорению твоей переброски в СССР, – Жиленков что-то быстро пометил в своей записной книжке и пожал Таврину руку на прощание. – Я позабочусь о тебе. Нам нужны надежные люди.

Будучи неплохим психологом, Жиленков давно раскусил характер Таврина и характерную для него, хотя и не всегда явно проявляемую манию величия. На эту струнку генерал и давил. Впрочем, Жиленков настолько подавлял своим авторитетом и характером даже не самых слабых людей, что Таврин, недолго думая, согласился с его аргументами.

Вскоре после отъезда Жиленкова и в самом деле вновь дал знать о себе Грейфе. 5 сентября он вызвал Таврина в Берлин.

– Как вам жизнь в Зандберге? Я был прав, обещав вам окончание мытарств?

– Да, разумеется. С тем, что было в Лётцене и в других местах, – несравнимо.

– Прекрасно! Дальнейшая ваша судьба будет полностью зависеть от вас. Вы подумали над моим предложением, Таврин?

– Подумал, господин подполковник, – кивнул Таврин.

– Ну и?..