— Нет.

Ноа задумчиво пробормотала:

— А в шторм он будет вытаскивать утопленников…

— Нет, — чуть громче повторил Каеде.

— Ты не понял! Этих… Уто-пле… УтоПАющих! — поправилась она.

Каеде кивнул:

— Я подумаю.

— А в реке будет эм… — Её глаза загорелись мрачным светом. — Чудовище из омута. Оно будет переломано винтами паровых катеров и будет отлавливать всех, кто подплывает к ним близко!

Каеде скосил на неё взгляд:

— Я подумаю.

Фантазия Ноа скакнула дальше:

— А еще… Кого-нибудь прогоняющего с деревьев, полных плодов. Или вишен.

Каеде не сдержал смешок, уточняя:

— Сильно болит живот?

Ноа совсем как ребенок шмыгнула носом:

— Ага.

— Прости, я не умею лечить. — Он лишь прижал её к себе и пробормотал в кудрявую, мягкую макушку: — Забудь все, ты снова только ребенок…

Она послушно уменьшилась в его руках и не оглядываясь помчалась к дереву, ожидая, когда умелые руки Мактира создадут очередную игрушку, и она обретет своего нового хозяина и друга. Глаза Ноа блестели в предвкушении, и Каеде решил, что времени до вечера много, можно тут и задержаться. Виктория поймет.

Он сел на выступающий из земли корень, чувствуя, как горечь и злость когда-то умерших тут людей исчезла, и теперь эти земли неопасны. У них теперь есть свой хранитель. Скоро тут будут новые дома и новые парки, улицы и звонкий смех детей.

Кто бы мог подумать, что из черного, злого людоеда-лоа с мешком полным детей, из желания Андре Риччи встретиться с братом, из помыслов принца Анри, старающегося защитить своих людей на фронте и чуть-чуть обаять Андре, из корысти Чандлера, не желавшего отпускать умелого рунного кузнеца, из наглости монахов-каутельянцев, создавших клятвы душой, из боли убитых Мактира, Форда и Уоллис, родится сильный, буйный, немного еще неукротимый лоа Защитник детей, с камнем в руке, с ножом в ботинке, с паутинками, летящими по свету и отслеживающими детскую боль, с еще дикими мыслями и идеями, но совершенно точно лоа защитник. Защитница.