«Совершенно секретно»

Сегодня Святая Троица. Праздник всех христиан. Утро. На реке тишина и гладь. Божья благодать! Под стать празднику. Величественный, одухотворённый Небесными Силами покой. Незыблемая Вечность того, что было здесь миллионы лет до меня. Того, что есть и что будет миллионы лет после: созданные Богом могучая река, её берега, небо над ней. «Господи, Боже наш! Как величественно имя Твоё по Авсей земле! Библия, псалом Давида 8 (10).

— От сна востав, благодарю Тя, Святая Троице, яко многие ради Твоея благости и долготерпения не прогневался еси на мя, лениваго и грешнаго, ниже погубил мя еси со беззаконьми моими; но человеколюбствовал еси обычно и в нечаянии лежащаго воздвигл мя еси, во еже утреневати и славословити державу Твою, — прочитал я сию молитву ко Пресвятой Троице.

В эти часы на боровлянском кладбище полно людей. Родственники, друзья приехали помянуть усопших. Воздать должное их светлой памяти. Помяну и я своих: отца Григория и мать Фаину, деда Зиновия и бабушку Марию, прадеда Ивана, прапрадеда Емельяна и всех предков в моём роду, имён которых не знаю и уже не узнаю никогда, но коим жизнью своей обязан, ибо в них мои корни.

— Упокой, Господи, души усопших раб твоих: родителей моих, сродников и всех православных христиан, и прости им вся согрешения вольная и невольная, и даруй им Царствие Небесное. Да будет вам земля пухом. Низкий вам поклон! Аминь!

Маленький буксирчик–жучок пыхтит, тащит баржу больше себя. На ней подъёмный кран, гусеничный тягач, бульдозер, трактор–трелёвщик и домик–балок для лесозаготовителей.

Левый, дальний от меня берег живописен. Берёзы, ели, бархатисто–зелёные луга, высокие и густые осинники. Пожить бы там, в той таёжной красе! Поваляться в шелковистых, не топтаных травах. Построить домик у журчащего ключа. Ловить рыбу и зайцев, стрелять тетеревов и рябчиков. А вернувшись в зимовьё после прогулки по никем не хоженому лесу, чистому, будто первозданному, сидеть в меховой безрукавке у огня. Смотреть на пляшущие языки пламени в открытой топке и думать. Хорошо бы с трубкой, набитой душистым кубинским табаком. А когда дрова в раскалённой докрасна печурке прогорят, и рубинами замерцают угольки, сунуть в камелёк шампур с нанизанными на него кусочками зайчатины и глядеть, как запекаются они, покрываются хрустящей румяной корочкой, шкварчат капающим на жар салом.

Когда–нибудь я приду сюда, чтобы затеряться в неизвестности, не стать обузой детям и внукам. Найти этот прелестный райский уголок вдали от мирской суеты не составит труда.

В бинокль чётко видна километровая отметка на том берегу: «1295».

Кстати, надо перебраться к левому берегу. Вдоль него широкая часть реки свободна от судоходства. А здесь мой плот–катамаран вышел на фарватер, проходящий слишком близко от правого берега. Пора уносить ноги отсюда, пока буксир не размазал меня огромной баржей, для него я всё равно, что букашка для лопаты огородника.

Неожиданно подфартило. Мимо пронеслась моторка, развернулась и устремилась ко мне. Летит прямо на меня, сбавляет обороты и плавно подруливает. В лодке средних лет мужчина с приятным, располагающим к общению, лицом. Сидит, улыбается. На дне моторки шевелят жабрами стерлядки. Постукивают хвостами пятнистые щуки. Бьются широкие, в ладонь, окуни. Поблескивают серебристой чешуёй язи. День занимается ясный, солнечный, жаркий. Настроение у рыбака весёлое, задорное. Приветливо здоровается, добродушно спрашивает:

— Далеко плывём, дедуля? На Север? Ого! Ну, ты даёшь, старина! Отчаянный, однако! Хлеб, соль, спички есть?

Меня переполняет безмерная благодарность к жителям прибрежных сёл — добрейшим, бескорыстным людям. Ну, зачем, скажите, я ему сдался? Бородатый старикашка, плывущий не понять на чём, не понять куда? Плывёт дед, ну и пусть бы себе плыл. Так нет. Хлебом–солью, радостью свежего великолепного утра непременно хочет поделиться с незнакомцем. Чтоб не только у него одного душа пела и ликовала.

Благостное, приподнятое настроение рыбака передалось и мне. Жаль, нечем отблагодарить внимательного к чужим заботам человека. На доброту ответить добром. Предложить и ему то, в чём, быть может, нуждается он. Ведь не скажешь: «Возьми сто рублей за проявленное внимание к моей скромной персоне». И я так же, с улыбкой отвечаю:

— Спасибо, друг. Всё у меня есть. Вот если попутно на ту сторону переправишь, было бы здорово!

— Поехали! — охотно согласился рыбак.

Я подал ему капроновую верёвку с «кошкой» на конце. Он зацепил её за корму лодки и плавно потянул за собой. На малых оборотах, не жалея времени и бензина, отбуксировал меня. Дал несколько советов относительно течений. Забросил на плот пару стерлядок, ещё живых, плавно поводящих жабрами.

— Огромное спасибо, друг, — сказал я на прощание, испытывая неловкость перед этим душевным человеком. Он так бы и уехал, оставшись навсегда в моей памяти неизвестным обским рыбаком с приветливым лицом и добрым сердцем. Но, отцепляя «кошку» от его моторки, я медлил, тянул время: вот сейчас он уедет, я никогда не увижу его! Что–то подтолкнуло меня изнутри:

— Скажи фамилию и адрес. Я напишу тебе после плавания.