— Зачем, зачем… Я чё, по пять раз на дню должен её гонять? Надоело нах!
— Надоело? А кто теперь во дворе комаров со слепнями будет ловить? Улиток ядовитых кто будет жрать? А оводья ты видал какие? Их налетит к вечеру видимо-невидимо, все ноги обгрызут, живого места не останется.
— А ты половинки состыкуй да в ямке прикопай, они и срастутся. Назавтра твоя лягуха вылезет, будет как новенькая.
— Пока ещё вылезет! За это время мне слепни и всякие мандовошки всё мясо с ног обожрут.
— Ну ты если слепней с комарами шибко боишься, ошкури лягуху и шкурой ейной натрись. Два месяца ни одна тварь не укусит.
— Ага, натрусь и буду потом как дура в темноте светиться. Меня Дуэйнушка ебать не захочет, скажет не нужна ты мне со светом.
— Не боись, Машка! Со светом ему только светлее будет, быстрее дырку твою найдёт. — хохотнул Толян. — Ладно, сеструха, подставляй вёдра.
— А ну как Верка его переманит? Бабы в деревне уже сколько живут ни разу не ёбаны! Соседей раньше кого ни пробовала — у мужиков от хуёв одни шкурки остались! У одного только во всей деревне и стоит, даром что чёрный и лопочет не по-нашему. Зато времени зря не теряет, не то что вы, импотенты. Все бабы вокруг на него зарятся!
— Ему американцы специальный укол сделали прежде чем к нам отправить! Ну, как они нашим федералам делают, только раз в десять получше. У него теперь есть гены от радиации. Их специальный вирус переносит. Раньше он дикий был и оспу вызывал, а потом учёные его поймали, гены ему скрутили и дали ему погонялку «вектор». И запрягли пахать. Как пустят его пассажиру по вене, он тут же ему какие надо гены передаёт. Не хочет, сука, корёжится аж до судороги, а передаёт. Учёные, они блять такие, кого хочешь заставят…
— Чего-чего передаёт?
— Устойчивость к радиации! У кого такие гены есть, у тех и с радиацией стоит, а у нас, понятно, всё давно на полшестого. А теперь без рыбы и вообще перемрём.
— Это кто тебе про такой укол сказал?
— Он сам и рассказал после пары стаканчиков самогонки. И про укол, и как он в Понтиаке сидел в крытке, на строгом режиме.
— Понтиак — это такой американский автомобиль?
— Автохуиль! Был когда-то такой автомобиль, его уже сто лет как не выпускают. А вот крытая тюрьма в Иллинойсе с таким же названием стоит, и хоть бы хер! Закрыли его пожизненно за какие-то тёмные дела без права на условно-досрочное. Сидеть бы ему и сидеть, но года через два вывели его, переодели в штатское, на глаза чёрную повязку, и отконвоировали на какую-то секретную базу. А там его ждал какой-то очень секретный полковник. Стал расспрашивать, типа, как тебе сидится, как здоровье, не обижает ли кто, и прочую порожнину. Ну, походил вокруг да около, и наконец приступил. Делаю тебе, говорит, царское предложение. Откажешься — значит до конца жизни в душ и на прогулку — в наручниках, и баб пялить не будешь никогда. Согласишься — выйдешь отсюда завтра утром и будешь служить за границей. Где? в России! Кем? Вернём тебя в армию, восстановим в звании, судимость с тебя снимем. Пройдёшь подготовку, будешь служить наблюдателем, снимать показания с приборов. С каких? Со счётчиков Гейгера. А?! Что?! Ничего! Жёлтые ботинки… Сделаем тебе секретный укол стоимостью полтора лимона зеленью. После него никакая радиация не страшна, и стоять будет как у молодого зайца. Там в России найдёшь себе и бабу, и вино, и кино, и прочее домино.
— Мама рóдная… Это значит ему как в старые времена, тюрьму ссылкой заменили. — Машка прочувствованно вздохнула. — А мне он никогда не рассказывал…
— Ну а как ты хотела… Понятное дело, у нас тут не Америка, житуха тяжёлая, Народишко большей частью повымер, времена мутные. Радиация опять же давит… но всё же не Понтиак. А может быть, это просто легенда прикрытия…
— Чего? — Машка недовольно поморщилась. — Ты по-русски выражаться можешь?
— Ну то что ему в разведцентре велели про себя рассказывать, короче. Если это не легенда, а правда, то он у нас тут даже не как вольняшка на промзоне, а ему всего-то зэковскую робу на армейскую х/б поменяли. Но есть одна заковыка. Не вижу я в нём тюремных ухваток, хоть убей. А должны быть! Тюрьму из человека не вынуть никогда. Стоит раз побывать, и на всю жизнь.
— Во как? А я то всё думала-гадала, и чё это он меня вроде как по-тюремному пользует, со знанием дела… Мой-то Колчин, покойник, так сроду не умел. Впрочем, я когда за него замуж шла, знала уже что ебаришко-то он средненький.