– Веселая собачка! – сказал он капитану. – С улыбочкой провожает.
– Это только тебя, – ответил Громов. – Приглянулся ты ему. Обычно после такой «улыбки» он бросается на горло, а тебя не трогает. Чует что-то. Слушай, Мирошников, а может, все дело в пилотке? – хохотнул Громов. – Может, ты ее не выменял, а стянул?
– За что обижаете, товарищ капитан? Махнулся честь по чести. Вальтер, сами понимаете, пилотки стоит.
– Верно, стоит. Ты, кстати, переоденься.
– Само собой. Не в хромовых же сапогах ползти за «языком».
Как только набежали тучи, трое разведчиков скользнули за бруствер и растворились в темноте. Прошел час… второй… третий… Все так же методично взлетали ракеты, время от времени постукивал пулемет. Вдруг загремели гранаты, суматошно затрещали автоматы.
Вскоре в траншею ввалились трое. Двое наших, третий – немец с кляпом во рту.
– Где Мирошников? – спросил Громов.
– Прикрывает. Этого взяли без шума: он от пулемета до ветру отошел. А тут, как назло, ракета. Второй номер заметил и открыл огонь. Ефрейтор велел тащить немца, а сам принял бой.
Пленному развязали руки, вытащили кляп.
– Перестарались, ребята, – вздохнул Седых. – Мертвый немец-то.
– Как это мертвый?! Мы его легонько прикладом по кумполу.
– Я же говорю, перестарались, – снова вздохнул Седых. – Не учли, что он без каски, вот и проломили башку.
Потерять «языка» – для разведчика позор. Обычно с ним обращаются бережно, в перестрелке прикрывают, когда попадают на минное поле, первым всегда ползет разведчик. А тут – все было в норме, и на́ тебе! – не уберегли. Парни совсем расстроились, досадливо крякали, прятали глаза. Да и Мирошников что-то задерживался.
– Придется искать, – вздохнул Громов. – Видно, его зацепило. Отлеживается где-нибудь. Пойдут четверо, – приказал он. – Ищите в воронках и овражках. Если жив, на открытом месте не останется.
Два часа ползали по ничейной земле разведчики и вернулись ни с чем. Громов снова послал их на поиск. До рассвета оставалось совсем немного.
– Черт, потеряем парня! – нервничал капитан. – Забился куда-то. Может, сознание потерял. Придется рискнуть. Седых! – позвал он. – Принеси какую-нибудь вещь ефрейтора: сапог или пилотку.
Седых принес офицерскую гимнастерку, в которой Мирошников красовался перед связистками. Когда ее дали понюхать Рексу, у того сразу поднялась шерсть на загривке.
– Ничего не поделаешь, – успокоил Громов. – Знаю, не очень-то его любишь, но надо искать. Нюхай, Рекс, нюхай!
Что там нюхать! Рекс уже все понял. И когда хозяин скомандовал «Ищи!», он прыгнул через бруствер и пропал в темноте. Рекс сразу взял след и помчался в сторону немецких окопов. Как только взлетала ракета, Рекс замирал, прижимал уши и втискивался в какую-нибудь ложбинку. Потом – бросок. И снова сливался с землей. Вскоре по ноздрям шибанул запах человека. Рекс насторожился: нет, не тот, который ему нужен. Обошел пулеметное гнездо и тут же взял след ефрейтора. Теперь к ненавистному запаху добавился запах крови. Раз пахнет кровью, значит, человеку плохо – это Рекс знал хорошо. Он спешил. Но след уводил все дальше и дальше, куда-то в сторону болота.